Полезные товарищи

Вот почему западник обычно не сильно горюет, когда его порицают из другого лагеря? Можно ли представить себе Войновича, который жалуется на почвенников, осудивших его книгу? Можно ли представить себе Кому Иванова, заболевшего оттого, что кто-то из околокремлевских нелестно отозвался о его взглядах? А вот расстройство охранителя Михалкова из-за того, что его не одобряют либералы, уже который год на виду.

Что ему эта кучка, не имеющая почти ничего, чтобы опорочить его в глазах начальства и публики? А вот не может он не обращать на них внимания, все дает им отповедь, все пинает, однажды – в прямом смысле: ногой. Властитель кремлевских и народних дум охвачен тоской и яростью отщепенца. Год с чем-то назад писатель-перестройщик Кабаков объявил, что уходит из "болотной компании". Многие знакомые его осудили. Казалось бы: ну и что? Ну, кто-то хмыкнул или даже свистнул вслед. Что за беда? Ан нет, человек страдает: "За год я почувствовал, что такое быть отщепенцем не при коммунистической власти (это я знал с детства), а среди свободных людей". Ушел сам, а чувствует себя так, словно его ушли. Тоже можно сказать: да что тебе эта горстка болотно-майданутых? Кто они и кто теперь ты?

Ты – с государством. С тобой армия и флот, госбезопасность и полиция. За тобой, наконец, такой тыл, как Уралвагонзавод и подавляющее большинство народа, – шагай в общем строю сколько хватит сил и будь счастлив. Но и этого мы не смеем ему сказать, потому что он не только от бабушки ушел, но и от дедушки, сообщив, что от партии власти его "вообще тошнит". Объективно-то он с нею, с этой партией. Полезный товарищ. Не может быть вредным тот, кто рассказывает, что "хлопцы с сомнительными эмблемами на рукавах и касках" превратили "в руины шахтерский край", а "весь бывший христианский мир" предпринял "травлю России".

Но это – объективно, а он хочет, чтобы в нем видели только субъективность, одно личное. Личное же вот: любовь к России и вкус к благочестию, не такому уж древлему, но все же. И, соответственно, обида на тех, кто некогда искушал их, его и Россию, современностью – что "рынок все устроит, либерализм универсален, а патриотизм архаичен и постыден для культурного человека". Любовь к России – и разочарование в Западе, в его развратных новациях, что обрушиваются на русского человека, тем самым жестоко испытывая его всемирную отзывчивость. Тут тебе и пластиковые карточки ("Я решительный противник банковского капитала"), и политкорректность, и суррогатное материнство ("Какую из матерей мальчик будет ревновать к отцу?"), и борьба "за гейское счастье", и то, что "в британскую королевскую конную гвардию начали принимать женщин", а "в Лондоне мечетей теперь больше, чем пивных". Для западника патриот – проблема, для патриота западник – враг.

С точки зрения западника, патриот повторяет извечные благоглупости. Что, в самом деле, может быть пошлее – думать, что Запад способен развязать травлю России ли, Ирана ли или кого угодно? Это значит жить в советском отрыве от бугра, хотя и бывать за ним не реже, чем на даче. Это значит – не знать или забыть, откуда вы получили все, что вывело вас в современность и еще как-то держит в ней: от пуговицы и компа до понятия прав человека и разделения властей.

Какая может быть содержательность в обличении ювенальной юстиции из недр хлева с его патриархальным уютом? Скучно слушать. С точки же зрения патриота, западник покушается на святое. Огромная разница! "Далеко не все верят во всечеловечность русских, – печалится специалистка по Достоевскому и Солженицыну, автор книг о них. – Даже уже "принято не верить". Русских сейчас топчут и оскорбляют; новая дрянная "политкорректность". Другая поклонница Достоевского, поэтесса, утешает ее словами писания: "Блаженно есте, егда поносят вас и изрекут всяк зол глагол на вы, лжуще Меня ради". Все еще может перемениться". Первая: "Но и обидно, и тяжело, и нужно много сил, чтобы вынести поношение и не упасть духом". Та же история.

С вами, девушки, вечно живые корифеи, вас подпирают миллионы всечеловеков, но нет среди них дюжины либералов – и вам свет не мил. В таком состоянии действительно можно, зная "бывший христианский мир" лучше любого западника, вдруг поверить, что гейропейцам и пиндосам нечего делать, как поносить страну, которая на десятом месте в ряду их забот. В последнее время путинизм приобрел такой вид, который вызывает особый интерес обществоведов. Чем печальней для обывателя – тем интереснее для исследователя. Происходит что-то вроде консервативной, староверческой революции. Обсуждают, как ее понимать. Это что-то надуманное, сконструированное Кремлем для дальнейшего самоутверждения? Или дает себя знать народное нутро, природное русское антизападничество? Что-то не хочется отвечать себе уклончиво: мол, и то, и другое. Слишком серьезное дело.

К тому же наука и здравый смысл, что в данном случае одно, не знают никакого "нутра". Правда, они не отрицают душевных странностей, сердечно-идейных увлечений. Понятно, что накинуться на весь христианский мир, хоть и бывший, можно только с высоты такого личного и (объективно, объективно!) казенного величия, что отдыхают все Поприщины русской литературы, которая, к слову, тоже плоть от плоти упомянутого мира. Западников мало, но они пятая колонна, за ними неизмеримо более успешный мир, они тычут и тычут патриоту в глаза превосходством этого мира – не надуманным, а осязаемым и недосягаемым. Как не обращать внимания на таких негодяев?! Здесь очень много психологии. Там, где дело идет о национальном, о величии, вообще ничего, кроме психологии, не бывает. В нашем случае – психологии отсталости и отставания.