Рішення про примусовий привід Порошенка на допит є результатом злочинної змови?

Мовою оригіналу

Ближе к вечеру в пятницу, когда все казенные учреждения уже закрылись, в интернет слили фото двух определений Печерского суда о принудительном приводе Петра Порошенко в ДБР на допрос в качестве свидетеля по двум уголовным делам, на 28 февраля и на 6 марта. И все выходные на разные лады это обсуждалось как большая новость в разных российских и пророссийских медиа. Сегодня с утра команда адвокатов Порошенко подала по поводу этих решений жалобы в Киевский апелляционный суд, Высшую раду правосудия и заявления о преступлении в Офис Генпрокурора.

Что с этими решениями не так? Почти всё (традиционно для ДБР не тот суд, Печерский вместо Шевченковского; ходатайство подано следователем, не имеющим полномочий; ложные сведения об уклонении Порошенко от явки по вызовами и др.) Но для понимания механики как это координировали и проводили через суды, самое важное – это нарушение новой, принятой в декабре 2019 года статьи 482-прим-два КПК. Она принималась в рамках перехода к новой модели депутатского индемнитета, и предусматривает, что судебное решение о принудительном приводе депутата на допрос принимается судьей а) по ходатайству следователя, согласованному лично генпрокурором или его и.о., и б) только в присутствии самого депутата, которого должны заблаговременно известить о заседании.

В данном случае генпрокурор Рябошапка согласовал оба ходатайства. И он, и следователи, подавшие их в ОГПУ на согласование, разумеется, отдавали себе отчёт, что Порошенко депутат, а не частное лицо, иначе эта часть процедуры просто не была бы нужна. Но в ходатайствах поданных в Печерский суд и в решениях следственных судей Вовка и Константиновой упоминания о депутатском статусе Порошенко нет. И никто его не извещал. Следователи сделали вид, что как бы забыли, а судьи – что как бы не знали, что речь идёт о народном депутате. Мы ожидаем, что именно так они будут объясняться в ВРП. И понятно, чего такие объяснения стоят. Это политически мотивированные взаимно согласованные судебные решения в рамках уголовного производства. Сейчас нам гораздо проще доказать это, чем раньше.

Основная ошибка наших оппонентов, которые координировали эти решения, это как раз их синхронность. Можно как-то пробовать объяснить, что в одном случае судья замотался, недопонял ситуацию, что-то перепутал без злого умысла. Два раза, двое судей одновременно, по одному сценарию и с одинаковыми ошибками и опечатками («професiйно» вместо «професiйну», «провадження» вместо «провадженнях») – так не бывает. Это уже вполне явно маркирует преступный сговор, причём участвовали в этом сговоре с полным понимаем, что подготовляются и выносятся неправосудный судебные акты и судьи, и следователи, и их координаторы с четвёртого (или какого?) этажа. Генпрокурор может пробовать отговориться, хотя контекст ситуации прозрачно намекает, что он тоже был в курсе.