Что сулит Франции новый президент?

Победу на выборах президента Франции празднует социалист Франсуа Олланд. Его называют хорошим экономистом и финансистом с неплохой программой, где красиво описаны запланированные его командой изменения, но при этом умело избегнуты спорные для Франции и международных отношений вопросы. Но эксперты сходятся во мнении, что не преимущества Олланда стали решающими в предвыборной гонке, а ошибки и промахи одиозного уже экс-президента Николя Саркози.

Что означает эта победа для Франции, Евросоюза, Украины? Как распределятся сферы влияния нового руководства в Европе и России? Об этом на пресс-конференции в «Главкоме» говорили кандидат политологических наук, преподаватель Дипломатической академии при МИД Украины Александра Шаповалова и эксперт-международник Виктор Замятин.

Александра Шаповалова: «Ожидать радикальных изменений курса Франции в отношении Украины не стоит»

Для мировой политики вчера был торжественный день во многих отношениях. С одной стороны, результаты выборов во Франции, с другой – инаугурация президента Путина, выборы в Греции, Сербии. Довольно насыщенная повестка дня, и на этом фоне выборы во Франции играют если не самую, то, по крайней мере, одну из решающих ролей для определения дальнейших перспектив развития международных отношений в Европе и мире.

Результат, который мы имеем на сегодняшний день, вполне предсказуемый и ожидаемый, но он не настолько убедительный, как хотелось бы кандидату, одержавшему победу. Перевес его значительно меньше, чем ожидали его сторонники, что указывает на тот факт, что во французской политике традиционно сохраняется два основных фактора, которые, как правило, определяют результаты избирательных кампаний: личностный фактор и фактор политических программ. На этот раз личностный фактор явно доминировал над фактором политических программ и принадлежности кандидатов к определенным политическим силам. Во многом это произошло благодаря личности самого до недавних пор действующего президента Франции Николя Саркози, действия которого на посту президента привели к значительной персонализации и политического процесса в этой стране в целом, и избирательной кампании в частности. Хотя, несмотря на всю одиозность и шквал критики, которая звучала в адрес Саркози лично, его политическая программа и позиционирование на этой избирательной кампании было кое в чем более увесистым и убедительным, нежели его главного конкурента.

Победа Олланда явно не убедительная, проигрыш Саркози не разгромен, и это все оставляет очень интересные расклады для парламентских выборов июня этого года, по итогам которых должно быть сформировано новое правительство.

Личность Саркози вызывала большие споры и чрезмерно затмила в ходе избирательной кампании программные вопросы и борьбу идей между двумя кандидатами. В целом это не очень хороший признак на этапе, когда кризисные тенденции в Европе не только в экономической, но и в политической сфере, требуют качественно новых решений, подходов и идей, в том числе передовых держав, таких как Франция и Германия. Но, ни от одного из кандидатов не прозвучало кардинально новых подходов и предложений, которые могли бы внести поворот в ту повестку дня, которая сформировалась на данном этапе в Европейском Союзе и в более широком контексте в рамках международных институций. Как показали предвыборные дебаты, готовых рецептов ни у одного из кандидатов не оказалось, и в результате на первый план опять-таки вышел личностный фактор.

Если мы рассмотрим программные моменты, то Олланд, с одной стороны, выдвинул ряд далекоидущих лозунгов социалистического характера, которых от него и ждали его сторонники и избиратели. Но с другой стороны, он очень умело и ловко избегал однозначных позиций по тем вопросам, которые могли настроить против него тот или иной сегмент французского электората, в том числе это касается и внешней политики. Программа Олланда в части внешней политики содержала не очень много содержательных элементов. Она касалась в основном европейских дел, частично Ближнего Востока, военного присутствия Франции в Афганистане. Но между тем Олланд четко не высказался по тем вопросам, которые составляли приоритеты внешней политики Саркози. Мне кажется, что из-за этого у Олланда и сформировался имидж такого аморфного, достаточно мягкого и может даже в чем-то нерешительного деятеля. Хотя на самом деле это далеко не так, у Олланда очень неплохая команда, даже несколько команд, которые готовят для него дипломатическое позиционирование, между ними частично даже ведется некоторая конкуренция.

Но, несмотря на то, что Олланд не занимал однозначных позиций в ряде острых вопросов, это не воспрепятствовало, а наоборот было фактором, который способствовал улучшению его имиджа, в том числе среди французского электората. Но не преимущества Олланда стали решающими в ходе этой кампании, главными рычагами, которые решили исход этой битвы, стали собственные ошибки и промахи действующего президента Николя Саркози.

Саркози – это своеобразный политический эксперимент для Франции в целом и для правых сил в частности. Он по своей манере, риторике и деятельности на этом посту во многом выходил за пределы тех трендов, которые являются приемлемыми для французской политики. Его особая политическая манера поначалу привлекала своей свежестью и новизной, но, в конце концов, стала играть против него. Он шел на эти выборы не столько с программой, сколько с результатами своих действий. Притом, что во многом эти результаты нельзя назвать негативными, но, тем не менее, они были явно недостаточными для того, чтобы убедить большую часть французского электората. Если сравнить его предвыборные программы 2007 года и 2012-го, то между ними можно найти очень много общего. Притом что конкретики, реальных решений стало на порядок меньше. Для кандидата, который стартует в избирательной кампании с должности действующего президента, это существенный негатив. Он должен хоть кое в чем представлять отличные позиции от того, что он предлагал 5 лет назад. Этого не произошло, что тоже стало фактором, который привел к соответствующему результату.

На внешнеполитическом фронте Саркози попытался сочетать не всегда сочетаемые вещи. Он попытался выйти за пределы традиционного внешнеполитического ареала Франции, освоить новые территории. Саркози приходил к власти с лозунгами сближения с Соединенными Штатами Америки, нормализации отношений с Польшей и странами Центральной Европы новыми членами Европейского Союза, с Еврокомиссией, с Израилем – то есть там, где Франция либо пробуксовывала, либо где у нее были определенные проблемы. Но итоги внешнеполитической деятельности неоднозначны, с одной стороны, на новых направлениях результаты достаточно скромные, в то время как традиционное партнерство Франции, которое всегда составляло костяк ее внешнеполитической платформы, кое-где пошатнулось, а кое-где ослабело. Поэтому итоги деятельности Саркози на посту президента во внешней политике достаточно смешанные, результаты достаточно декларативные, если не сказать символические.

Что касается перспектив внешней политики Олланда на данном этапе, то главное внимание привлекает его лозунг пересмотра пакта бюджетной стабильности, принятого в марте этого года. Я не скажу, что это решение сенсационное, что оно может нести какие-либо катастрофические последствия для евроинтеграции. На самом деле сейчас этот пакт уже во многом находится под вопросом из-за проблем с ратификацией в ряде проблемных стран. Противоречия, которые возникают вокруг этого пакта в Испании, Ирландии, в ряде других государств Евросоюза, не дают оснований говорить, что только лишь возражения Олланда являются угрозой для этого документа. Тем более что сам этот документ не является готовым рецептом, который действительно может способствовать выходу европейской экономики из рецессии.

Меня очень волнуют итоги и результаты этих выборов для правого лагеря в целом. От некоторых комментаторов звучали призывы к тому, что правые силы по этим итогам могут объединиться с «Национальным фронтом», могут произойти какие-либо перестановки. Мне кажется, что этого не произойдет главным образом потому, что «Национальный фронт» и его нынешний лидер Марин Ле Пен не настроен на подобные слияния с ведущими силами. Для правых сил это поражение своего рода дезориентирующее, потому что не только в отношении лидера, лица партии, но и в отношении деятельности партии в целом поставлен большой знак вопроса. Поэтому для того, чтобы на парламентских выборах, которые грядут в июне, одержать достойный результат, правые силы должны мобилизоваться вокруг более четких и конкретных лозунгов и непосредственно предлагать готовые решения, в отличие от достаточно аморфного и в чем-то даже сумбурного комплекса лозунгов, которые выдвигал Франсуа Олланд.

Віктор Замятін: «Французи не обрали Саркозі, тому що він їм просто набрид»

В історії, яка пов’язана з французькими виборами, у мене було одне питання: чи це поразка неоголізму у виконанні Ніколя Саркозі, чи це особиста поразка екс-президента Франції, який виступав персональним втіленням правої ідеї, який у своїй політиці мало мав спільного з тим, що намагався запровадити генерал де Голль, і навіть не так багато спільного з тим, що виконував його попередник Жак Ширак.

Що вибрали французи? Кого вони вибрали, ми бачили – це дуже досвідчений економіст, фінансист без жодного досвіду політичної діяльності, що не обов’язково є «мінусом», із непоганою послужною історією, невиразний, але у якості лідера набагато більш приземлений, аніж його колишня дружина Сеголен Руаяль.

Я би не став говорити, що у Олланда була погана програма. Він її назвав «60 кроків», там ці кроки були детально прописані під гаслом «Франція потребує змін». Багато уваги присвячено тому, які саме зміни він намагатиметься проводити – зміни в освіті, медицині, в політиці зайнятості. Щоправда, він дійсно оминув небезпечну для Франції тему з приводу того, що робити з міграцією, мігрантами, їх настроями, особливо з тими людьми, які не бажають інтегруватися у французьке суспільство і визнавати традиційні європейські цінності, результати чого ми бачили.

Все ж таки, що обрали французи? Очевидно вони обрали етатизм – дуже традиційна якість для французького суспільства, правда, з роками вона зменшується по мірі того, як молодшає суспільство. Найбільший відрив у Олланда у заморських територіях, що є трошки дивним, а у всій материковій Франції відрив мало де перевищував 10%.

Чому французи не обрали Саркозі, який був природжений шоу-меном, дуже яскравою особистістю? Мабуть тому, що він їм просто набрид. Саркозі любив не себе в політиці, а просто себе. Він намагався довести, що він найкращий, що у нього найгарніша дружина – супер-модель Карла Бруні, що він дружить з найвпливовішими і найбагатшими людьми, обідає в найдорожчих залах Парижу. Це все мабуть походить від якогось комплексу, я не психолог, але це очевидно. Це зрозуміли і жителі великих міст, і провінцій. Тобто в даному випадку навряд чи йдеться про поразку самого неоголізького руху. Це підказка для лідерів правих політичних сил про те, що їм треба задуматися, як працювати з населенням, і яких лідерів висувати. Це власне те саме, що і у нас.

Що означає перемога Олланда для Європейського Союзу, європейської інтеграції і України, точно сказати неможливо, бо він ще не президент, він ще не оголосив, кого він хоче бачити на ключових посадах, він ще не призначив ключових послів, він ще не зустрівся з Ангелою Меркель, він ще не відповів на запрошення президента Сполучених Штатів зустрітися у Білому домі найближчим часом. Думаю, саме у Берліні та Вашингтоні будуть зроблені ключові заяви. Поки що зрозуміло тільки одне, що Франсуа Олланд намагатиметься використати у своїх цілях і для успіху Франції в цілому незадоволення і можливо навіть нереальність того самого пакту бюджетної дисципліни для таких країн як Іспанія, Португалія, Італія.

Що це означає для України? Абсолютно нічого, тому що ні Олланд, ні Саркозі, ні хто інший не будуть вирішувати українські проблеми, а відтак і лобіювати Україну. Від Олланда ми не чули заяв про те, що він бойкотуватиме матчі «Евро», але так само не чули заяв про те, що він підтримуватиме Україну. Це надає нам простір для вирішення своїх власних проблем на свій розсуд.

У Францію може повернутися така цікава штука як співіснування різних політичних сил, спрямоване на дотримання якоїсь спільної для всіх стратегії. Цього не було в останній термін Жака Ширака і під час каденції Саркозі, але тепер це можливо. Тобто, якщо раптом на парламентських виборах праві зберуться і переможуть – це реально. Після цих парламентських виборів стане зрозуміло, хто реалізовуватиме політику, яку зараз декларує Олланд, на практиці.

З огляду на те, що вступив в свої повноваження «новий» російський президент, як розподіляться сфери впливу на Україну нового керівництва в Європі та Росії?

Віктор Замятін: Ми дуже легко можемо спрогнозувати, як себе поводитиме Володимир Володимирович Путін стосовно України, тому що це вже було. Він прагнутиме реваншу за свою поразку в 2004 році. Він дуже легко знаходитиме спільну мова з лідерами країн і з керівниками структур Європейського Союзу. Це зрозуміло хоча б з того, що зараз той рідкісний випадок, коли підходи і Російської Федерації, і Європейського Союзу, і Сполучених Штатів, і країн, які не входять до Європейського Союзу, але знаходяться в Європі, стосовно внутрішньополітичного розвитку України збігаються. Ясно, що це буде недовго, але зараз це так. Я не думаю, що Франсуа Олланд вибиватиметься із цього мейн-стріму, який уже сформований. Зрозуміло, що при всіх неспівпадіннях його позицій з Ангелою Меркель у цьому питанні вони будуть говорити єдиним голосом.

Александра Шаповалова: Если взять тактическую сторону дела, то некоторых микроскопических улучшений можно ожидать. Хотя бы, исходя из того, что тот неприятный инцидент, который имел место с предыдущей администрацией с послом Фором, если не исчерпан, то, по крайней мере, перевернут, и не будет иметь такое значение для двусторонних отношений, как он имел с предыдущей администрацией.

Что касается стратегии, в том числе и касательно российского контекста. Для Франции характерна традиция так называемого европейского континентализма, там со времен де Голля актуальным является дискурс о консолидации Европы от Атлантики до Урала, что означает выработку определенных общих политических механизмов. А в правление Саркози воплотилось в дискурс создание общего европейского пространства благополучия и безопасности с участием России, Украины, Турции, то есть тех стран, которые не имеют перспектив в ближайшее время войти в Европейский Союз. Этот дискурс актуальный как для представителей правых, так и левых сил, потому что он является частью французской внешнеполитической идентичности.

Но надо отдать должное, что после 2010 года и после не очень убедительных результатов Саммита ОБСЕ в Астане, который был призван сделать какие-то шаги в направлении этой идеи, Франция, особенно с приходом кризиса, несколько утратила инициативы на российском направлении. На сегодня она скорее идет в фарватере того, что предлагает Германия, нежели пытается продвигать какие-то собственные инициативы в этом направлении. Поэтому представление, которое доминирует в нашем медиа-пространстве о немецко-российском и франко-российском кондоминиуме в отношении Восточной Европы, не можно назвать справедливым, хотя, бы исходя из того, что за правления Саркози дальше дискурса и риторики дело не пошло. И не пошло по одной простой причине: для Саркози экономическая сторона дела в отношениях с Россией имела существенно большее значение, нежели политическая. Поскольку Франция находится в очень удобном положении: она может предлагать инициативы, выдвигать идеи, которые для нее традиционны, но общий уровень ЕС не позволяет их реализовать. Поэтому Франция может занимать очень комфортную нишу, то есть, заниматься активизацией экономических связей, чем она и занималась эти годы, но при этом, не вступая в острую полемику по тем вопросам, которые вызывают противоречия между Россией и ЕС.

Поэтому ожидать радикальных изменений курса Франции в отношении Украины действительно не стоит. Но в стратегической перспективе приоритеты Украины и Франции не совпадают, и этот диссонанс приоритетов для двусторонних отношений в целом, начиная с 1991 года, является основной характеристикой. До тех пор, пока Украина в своей политике исходит из очень ограниченных представлений о европейской системе международных отношений, до тех пор, пока приоритеты Украины не вписываются в ту модель, которую предлагает Франция (а для Франции это не ситуативная модель, а заложена ее стратегическими основами), двусторонние отношения не смогут выйти на качественно новый уровень.

Чи сприятиме прихід, як ви сказали, досвідченого економіста та фінансиста Олланда виходу Євросоюзу з кризи?

Александра Шаповалова: Какие-либо подвижки будут, несомненно, потому что политика экономии уже явно недостаточна и не может считаться универсальным рецептом. Но есть то, что Франция хочет, а есть то, что она может. Возможности Франции повлиять на исход экономических процессов и дискуссий в рамках Евросоюза зависит от многих вещей, и прежде всего от уровня координированности ее действий с Германией. Поэтому возможен пересмотр некоторых параметров тех дискуссий, которые ведутся, возможно добавление новых сюжетных линий, на которых делает акцент Олланд (линия роста, привлечения инвестиций, увеличение рабочих мест). Но сказать, что это будет иметь решающее значение для выхода из кризиса, слишком смело.

Віктор Замятін: Взагалі у світі існує безліч економічних моделей, у тому числі їхніми авторами є нобелівські лауреати, які одна одній суперечать. Тому немає нічого дивного в тому, що Франсуа Олланд як економіст дотримується трошки іншої моделі економічної поведінки, ніж Ангела Меркель і її уряд. Програмні виступи Олланда були про те, що політика економії не повинна бути тягарем для Європи, ця політика не вирішить багатьох питань, політика жорсткої економії і скорочення витрат не дає можливості розвиватися національним економікам. Зрозуміло, що Франція у тих рамках, які існують зараз, намагатиметься якось вплинути на ці процеси, але вдасться це чи ні, ми поки що не знаємо.