«Оранжевая революция» как постсоветский водораздел

Ко дню пятилетней годовщины «оранжевой революции» кажется наивным положительно упоминать о знаменательных событиях осени-зимы 2004 г. в Киеве. Типичное для классических революций постреволюционное разочарование было глубоким и в посторанжевой Украине. Как в политическом, так и в экономическом и социальном отношениях – бывший оранжевый лагерь находится сегодня перед грудой обломков.

«ОРАНЖЕВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» В ПОСТСОВЕТСКОМ КОНТЕКСТЕ

Как с исторической, так и со сравнительной точек зрения «оранжевая революция», тем не менее, до сих пор является поворотным пунктом как новейшей украинской истории, так и политического развития постсоветского пространства в целом. Страны-преемники СССР, за исключением прибалтийских республик, развивались во многих отношениях параллельно вплоть до 2004 года. После более или менее значительных шагов в сторону демократизации и либерализации большинства стран этого региона в начале девяностых, с конца прошлого века в постсоветских государствах, территории которых полностью или большей частью принадлежали к республикам-основателям СССР в 1922 году, начали проявляться реставрационные тенденции.

Такой вывод можно сделать на основании показателей ежегодных рейтингов качества электоральных процессов и независимости ведущих СМИ, а также результатов суммарного т.н. Балла демократичности этих стран, вычисляемого агентством FreedomHouse. Согласно этим индексам, за прошедшие десять лет как в кавказских и центральноазиатских, так и в восточнославянских бывших советских республиках, хотя и с различной скоростью, набирает силу иногда непрерывный, иногда флуктуирующий, но все же явно антидемократический тренд.

Украина после «оранжевой революции» – единственная бывшая республика-основатель СССР, которая выпадает из этой общей постсоветской тенденции с 2004 г. Правда, на территории бывшего Советского Союза происходили подобные мятежи как до, так и после 2004 года – прежде всего «Революция роз» в Грузии в 2003 году и «Революция тюльпанов» в Кыргызстане в 2005. Однако надежды тех лет, что кажущийся возврат этих трех наций к своим демократическим начинаниям ранних девяностых перейдет во всеобщую антиавторитарную волну новой демократизации во всем постсоветском пространстве, не оправдались. Изначально многообещающие политические проекты реформ Грузии и Кыргызстана, начатые в процессе или результате их «цветных революций», в конечном итоге значительно меньше, нежели ожидалось, изменили структуру политических процессов этих стран, которые как и прежде находятся под более или менее сильным контролем исполнительной власти, т.е. президентов и их администраций. Изменилась в основном композиция управляющих лиц, а также отдельные аспекты имиджа правящих кругов, в то время как фундаментальные механизмы получения, сохранения и применения политической власти остались мало измененными. С перспективы 2009 года особенно кыргызское восстание 2005 года, но отчасти также и электоральный протест в Грузии в 2003 году, выгладят скорее частичной сменой элит и переименованием способов легализации власти в этих странах, нежели началом подлинного перехода к, по меньшей мере, протодемократии.

ПОСТОРАНЖЕВАЯ УКРАИНА И ПУТИНСКАЯ РОССИЯ В СРАВНЕНИИ

В развитии двух крупнейших постсоветских государств, Российской Федерации и Украины, 2004 год выступает в оценке FreedomHouseнеким переломным пунктом.

Согласно рейтингу американской неправительственной организации момент «оранжевой революции» был политически значимым не только для Украины. Изменение Балла демократичности российской политической системы, в оценке Freedom House, в 2004 году также было наибольшим, но произошло оно в противоположном направлении. Проведенный в 2005 году подсчет, который относится к периоду с 1 января – по 31 декабря 2004 г., показывает в случае Украины разницу в -0,38 балла по сравнению с предыдущим 2003 годом. При этом знак минус обозначает прирост демократии (поэтому было бы уместнее назвать этот индикатор «Балл авторитаризма»). Это было наибольшее изменение рейтинга Украины с конца 1998 до конца 2008 гг.

Относительно России в 2005 году Freedom House показал изменение балла демократичности в размере +0,36 на протяжении 2004 года по сравнению с состоянием на 2003 год – также наибольшее изменение рейтинга страны за вышеуказанный период. Но в данном случае знак плюс обозначает значительный спад демократии в России. Также следует отметить значительное изменение российского рейтинга в конце 2003 года в размере +0,29 балла по сравнению с концом 2002 года (приведено в таблице в графе «2004»). Эти рейтинги Freedom House относились в первую очередь к поведению Путиным и Ко в преддверии и во время парламентских и президентских выборов в 2003-2004 гг. Изменение рейтинга отразило рост хотя и осторожных в своем осуществлении, но все более результативных ограничений политических прав граждан России.

К началу первого периода путинского правления в качестве президента РФ, несмотря на уже различимые авторитарные тенденции, еще существовала толковая научная и журналистская дискуссия о целях его внешней и внутренней политики, роли его нововведений для общества и значения его правления в контексте российской национальной истории. В процессе регрессии 2003-2004 гг. апологетическая интерпретация «путинизма» начала терять свою легитимность – по крайней мере со стороны демократической теории. С каждым последующим годом становилось все более ясно, что путинская рецентрализация является не переходной и частичной мерой, а коренным преобразованием политической системы Российской (так называемой) Федерации.

Эти процессы детально изложены в академической и публицистической литературе. Менее интенсивно пока обсуждался вопрос о том, насколько и в каком отношении «оранжевая революция» повлияла на природу российских политических процессов. В виду того, что путинский режим вступил в новый период своего развития в первой половине 2005 года, т.е. непосредственно после успеха «оранжевой революции», напрашивается подозрение некоего обратного влияния событий в Украине на политику соседнего государства. В конце 2004 года подошла к концу лишь рестриктивная фаза путинского обессмысливания демократических процедур. С 2005 года она постепенно переходит в стадию, обозначенную здесь как «паратоталитарная». Термин «паратоталитарный» указывает не столько на восстановление советской практики управления, сколько на значимую модификацию содержания и стиля регулирования политических процессов «политтехнологами» Кремля.

ОТ КЛАССИЧЕСКОГО К «ПАРАТОТАЛИТАРНОМУ» НЕОАВТОРИТАРИЗМУ

Большая часть мер, предпринимаемых Путиным и его подручными для разрушения демократических процессов до 2004, носила скорее репрессивный или реактивный характер. С начала же 2005 года, как проиллюстрировано ниже, верх берут мобилизующие элементы манипуляций общественного дискурса и политической активности, которые сложно измерить классическим инструментарием для определения демократичности того или иного режима. Во время своего первого президентского срока Путин постепенно ограничивал возможность реального осуществления политических основных прав и «всего лишь» все активнее препятствовал демократическим процессам. С 2005 года же его «политтехнологи» начинают креативно вмешиваться в общественный политический процесс.

После «оранжевой революции» путинский антураж предпринял попытку с помощью все менее скрытого нарушения соответствующих статей Конституции РФ создать новую государственную идеологию с соответствующей единой партией и национальной церковью. Цель – хотя далеко не реальный результат – этих нововведений Путина сводился к тому, чтобы переформировать общество, а частично и человека постсоветской России. Такой замысел и отдельные следующие из него инициативы отдаленно напоминают палингенетический, т.е. направленный на новорождение нации, импульс трансформационных режимов, таких как сталинский СССР, коммунистический Китай или фашистская Италия, и их попытки провести культурную и антропологическую революцию. Поэтому этой новой тенденции путинского режима дано здесь определение «паратоталитарной». При этом приставка «пара» подчеркивает иносказательный характер этого хотя и с завидным постоянством внедряемого, но пока что безуспешного тренда. С одной стороны нельзя не признать наличие новой, тревожащей тенденции в РФ после 2004 г. С другой стороны определение «пара» указывает на то, что драматизирующие оценки перечисленных ниже российских правительственных мер были бы преждевременны. Подобная алармистская оценка была представлена в начале 2009 г. на страницах ведущего немецкого научного журнала «Osteuropa» (Восточная Европа), где видный американский политолог Александр Мотыль говорил о возникновении «протофашистской», «фашизоидной» или даже «фашистской» политической системы в РФ.

Перечисленные ниже и классифицированные здесь как «паратоталитарные» недавние меры, проводимые Путиным и его подручными, известны и уже частично проанализированы. Путинские инновации последних лет представляют здесь интерес в том отношении, что их начало и характер производят впечатление ответной реакции на «оранжевую революцию». Первый намек на особое раздражение, которое вызвали в Кремле события в Украине, Владимир Путин выказал еще во время «оранжевой революции», 6 декабря 2004, когда на пресс-конференции в Анкаре он сделал одно из своих первых антизападных заявлений, полное выразительных метафор: «Знаете, что меня особенно беспокоит применительно к ситуации, которая складывается на Украине? … Не хочу, чтобы, как в Германии, мы разделили Европу на восток и запад, на людей первой и второй категории, первого и второго сорта. Когда люди первого сорта имеют возможность жить по демократическим стабильным законам, а второму – людям с, образно говоря, темным политическим цветом кожи – добрый, но строгий дядя в пробковом шлеме будет указывать ту самую политическую целесообразность, по которой он должен жить. А если неблагодарный туземец будет возражать, то его накажут с помощью бомбовой, ракетной дубинки, как это было в Белграде».

В 2005-2008 гг. за этим выпадом последовали аналогичные риторические атаки второго Президента России на США («товарищ волк знает, кого кушать»), на Запад в целом, а также на прозападно ориентированных российских демократов, которых в своей предвыборной речи в конце 2007 года Путин охарактеризовал как государственных изменников, которые «шакалят у иностранных посольств».

ИННОВАЦИИ ПУТИНСКОЙ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ ВЛАСТИ ПОСЛЕ 2004 ГОДА

Уже в феврале 2005 года, т.е. приблизительно спустя месяц после инаугурации Виктора Ющенко новым Президентом Украины, было образовано печально известное так называемое Молодежное демократическое антифашистское движение «Наши», а также менее известный, но еще более агрессивный Евразийский союз молодежи, программа которого инспирирована идеями российского неофашистского интеллектуала Александра Дугина. В том же 2005 году сформировались еще две подобные организации – так называемое Движение молодых политических экологов Подмосковья «Местные», а также Всероссийская общественная организация «Молодая Гвардия Единой России» – официальное молодежное крыло «партии власти» под руководством Ивана Демидова – известного тележурналиста, который называет себя последователем «евразийства» в изложении Дугина.

В мае 2005 года сотрудник Президентской администрации и предположительный главный идеолог Путина Владислав Сурков в первый раз представил в Москве в полуофициальной речи генсовету объединения «Деловая Россия» свою известную концепцию «суверенной демократии». По словам Томаса Амброзио, эту речь Суркова можно рассматривать «как идеологический ответ на события в Грузии [2003 г.] и в Украине [2004 г.]. Его упоминание ‹оранжевой революции› указало на опасение Кремля, что крах авторитарных режимов в результате народных восстаний – с соответствующей помощью и/или под руководством Запада – может распространиться и дальше на территории постсоветского региона. […] Беспокойство о том, что критика извне может привести к ослаблению российского руководства и тем самым к возможности внешнего контроля [над Россией], частично базировалось на [российском] восприятии западного вмешательства в ‹оранжевую революцию›. Идея, что Запад может попытаться повторить свои предыдущие успехи и в России, посредством подрыва легитимности Кремля и разжигания народного восстания, нашла широкое распространение в российских политических кругах [после украинской акции массового гражданского неповиновения].»

Другими новшествами 2005-го года, проиллюстрировавшими стремление к обновлению российского авторитарного режима в результате «оранжевой революции», были:

- учреждение так называемой Общественной Палаты РФ как центрального «приводного ремня» между полуавтономной интеллектуальной или культурной средой, с одной стороны, и государством, с другой, - введение ксенофобского по своему содержанию национального праздника, Дня народного единства 4 ноября, - создание двух дополнительных государственных пропагандистских телеканалов: православного кабельного канала «Спас» (с ранее упомянутым Иваном Демидовым в качестве главного редактора) и англоязычного канала «Russia Today».

В дальнейшем Кремль предпринял ряд аналогичных мер, содействующих формированию искусственного гражданского общества и националистской массовой культуры, таких как поддержка многочисленных русофильских и/или антизападных проектов художественного и документального кино или распространение учебников истории, в которых оправдывается сталинизм.

Своего рода апофеозом серии «паратоталитарных» мероприятий путинского режима после «оранжевой революции» была предвыборная думская кампания осенью 2007 года, в ходе которой Путин был провозглашен «национальным лидером» и в итоге которой Россия снова стала государством с де факто однопартийной системой. В результате эскалации культа личности вокруг Путина, который возглавлял список «Единой России» (не являясь ее членом), «партия власти» превратилась из всего лишь гегемониальной в теперь уже явно доминирующую политическую организацию законодательной ветви власти (правда, уже на тот момент не имеющей особого политического значения). При этом пара более или менее проправительственных или же политически безвредных партий служат декорацией для «партии власти» в Госдуме и региональных парламентах. Их функция напоминает роль, которую выполняли восточно-немецкие «блоковые партии» (или «блок-флейты», как их называло население бывшей ГДР), знакомые Путину со времен его службы резидентом КГБ в Дрездене.

Среди последующих нововведений следует отметить основанный в январе 2008 года т.н. Институт демократии и сотрудничества под руководством радикально антизападных профессоров МГИМО Натальи Нарочницкой и Андраника Миграняна, а также созданную президентом Дмитрием Медведевым в мае 2009 года Комиссию по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, ответственным секретарем которой стал упомянутый адепт Дугина Демидов.

АМБИВАЛЕНТНОЕ НАСЛЕДИЕ «ОРАНЖЕВОЙ РЕВОЛЮЦИИ»?

Если рассматривать события в Украине 2004 года как импульс для изменений в российской внутренней и внешней политике последующих лет, общая сумма последствий «оранжевой революции» для постсоветского пространства может показаться неоднозначной, если не негативной. Как было проиллюстрировано выше, существовала, по крайней мере, частичная взаимосвязь событий 2004 года в Украине и политическими изменениями в России с начала 2005 года. Тем не менее, все-таки остается сомнительным, можно ли говорить в этом случае о полноценной причинной связи.

«Оранжевая революция», видимо, послужила поводом для усиления антидемократических тенденций путинского режима, а также для того, что они приобрели «паратоталитарные» черты. И поскольку западная поддержка народного протеста против фальсификации выборов была важной составляющей, если не необходимым условием успеха оранжевого лагеря, нельзя не задаться вопросом, была ли целесообразной политика Запада относительно украинских событий 2004 года. Тем не менее, фундаментальная причина растущей авторитарно-изоляционистской регрессии в Москве последних лет состоит скорее в особенностях биографий главных должностных лиц Кремля, патологиях политической массовой культуры РФ, деформации дискурса элит Москвы, наследии царского и советского имперского прошлого, дефектах российской институциональной структуры, образованной в 1991 году и частично обновленной в 1993 году, а также в других подобных, проблематичных с точки зрения теории демократии, характеристик постсоветской России.

То или иное внешнее воздействие, исходящее с Запада или из постсоветского пространства, могло ускорить или послужить катализатором развития определенных трендов в России, а также повлиять на выбор конкретного момента для этих инноваций и их специфического выражения. Но в виду существовавшей в России, уже с 2000 года (если не раньше), благоприятной почвы для авторитарных тенденций и их постоянного роста, вклад «оранжевой революции» в эти развития представляется вторичным. Скорее будущая возможная консолидация молодой украинской демократии – правда, далекая перспектива, исходя из состояния дел в сегодняшней Украине – могла бы послужить примером для близлежащих государств, в особенности для России и Беларуси. С этой точки зрения активная поддержка и в будущем киевских усилий в направлении демократизации страны, например, с помощью открытия Украине перспективы будущего членства в ЕС, и сегодня представляет собой самую многообещающую восточную стратегию для государств Запада.