Навіть Чемпіонат світу не приніс росіянам ніякої солідарності

Мовою оригіналу

Почему русские люди – осознанно, или нет, – избегают друг друга, стыдятся общаться друг с другом за границей, в присутствии соотечественников, наше поведение отличается от поведения в их отсутствие?» Вот это, знаете… Я как-то с Алексеем Ивановым обсуждал этот вопрос, почему такая страшная, странная особенность русского характера. Все, увидев своих за границей, радуются. Мы, увидев свои за границей, досадуем.

«Это потому, что всего мало», – говорит Иванов. – «Приходится всем делиться. И поэтому даже русский человек, увидев русского человека в пустыне, не обрадуется, потому что даже песка в этой пустыне покажется ему мало». Это интересная точка зрения, как бы такое воспитание долгим дефицитом, но если говорить серьезно, то я думаю, тут причина в другом. Действительно, любимая фраза Солженицына, он цитирует там, насколько я помню, кого-то из публицистов журнала «22», чуть ли не самого Воронеля, что «у евреев есть взаимовыручка, а мы, русские, хуже собак друг другу». Есть такое, это опасно. Почему это происходит – я не знаю. Наверное, это какая-то глубокая память о завоевании. Что мы завоеванный народ, и до сих пор мы делимся тайно на захватчиков, завоевателей и завоеванных. Поэтому у нас нет априорной веры незнакомцу, может быть. В «ЖД» я пытался эту концепцию прокрутить.

Я тоже часто замечаю, попав за границу и увидев за соседним столиком русских, я не столько радуюсь, сколько досадую, потому что знаю: они будут за мной недоброжелательно наблюдать и напишут в фейсбуке, как я себя неправильно вел за границей. А кроме того, что они начнут иностранцам кичливо показывать, как иностранцы все делают неправильно. Мне кажется, это априорная недоброжелательность, как мне Марья Васильевна Розанова сказала в интервью: «Русские любят быть плохими». Интересно же, все хотят быть хорошими, а мы хотим быть плохими. Это не очень приятная черта. Я знаю, что меня сейчас какой-нибудь особо агрессивный идиот обязательно обвинит в русофобии. Надеюсь, что это слово будет в свое время в приличном обществе под запретом, как что-нибудь совершенно неприличное. Поэтому никакой русофобии здесь нет, а есть действительно психологический феномен, связанный с тем, что пока в России нет профессиональной, национальной и внутренней солидарности. Нет базовых принципов, на которых этот базис мог бы держаться. Даже во время общего праздника все спорят о том, что сосед болеет неправильно. Или он слишком много кричит, или как можно болеть, когда одни сидят, а другие нищенствуют? И все неправильно вы празднуете, и неправильно вы скорбите! Даже мундиаль не принес нам никакой солидарности.

Да, вот такой вот удивительно разобщенный народ. Связано это, понимаете, с тем, что цели нет, нет единства, а если нет общей задачи, то, соответственно, не может быть и никакой созидательной цели, ведь у нас возможность созидания только для того, чтобы истреблять каких-то очередных врагов. Давайте всех убьем, чтобы на этом построить солидарность. А чтобы вместе что-нибудь делать – боже упаси. Последний раз – полет Гагарина. Так что меня это скорее настораживает. И тоже я не знаю объяснения. Где-то глубоко в истории.