«Це ж не худоба». Чому російська влада заборонила публікувати інтерв'ю Зеленського

Мовою оригіналу

Вот это останется в истории.

Причем, останется два раза, в двух качествах, в виде двух самостоятельных событий.

Во-вторых, останется как слова этого человека, президента воюющей страны, говорящего о телах убитых солдат противника. Говорящего вот так – сбивчиво, неловко, как говорят, когда в самом деле переполняет отчаяние и ужас. «Это же не скот… Ну, это же не скот…».

А во-первых, и это самое главное, останется как факт. Как событие этой войны, как деяние людей, которые эту войну начали и которые ведут ее вот так, и вот к этому уже привели – фактически, в самом начале, а сколько еще впереди.

Когда будет трибунал, и придет очередь рассматривать эту сторону событий, и этот эпизод в обвинении, судебное заседание начнется с этого фрагмента: просто в качестве вступления, обозначения темы, своеобразного эпиграфа. Сначала в зале покажут этот фрагмент с этими словами, а потом перейдут к демонстрации кадров видеофиксации – с этими мешками, и с этими телами людей 2003-2004 года рождения.

И их матерей тоже покажут.

Матерей не будут судить на том трибунале. Но тех, кто довел этих матерей до того состояния, в котором им, матерям, надо объяснять, что их дети – не скот, не скот, и что с телами своих детей они не должны были позволить так обращаться, вот тех как раз судить будут обязательно.

Ну и, конечно, понятно, почему российские власти немедленно запретили публиковать это интервью, и угрожают преследованием всякому, кто посмеет.

Вот из-за этих трех минут, в частности. В первую очередь.