Валентин Згурский: «Киеву угрожает жилищно-коммунальный Чернобыль!»

Так считает Валентин Згурский. В советское время он руководил Киевом более 10 лет, а сегодня яв­ляется советником главы КГГА Александра Попова.

-- Всех — на Вышгород

— Валентин Арсентьевич, какой смысл проводить перевыборы мэра? Вы же прекрасно знаете, что киевляне выбрали одного, а городом управляет другой…

— Так ведь, согласно Конституции, местные советы избирают председателя совета. В Киеве он называется мэром. А глава городской госадминистрации назначается президентом. В свое время Александр Омельченко сумел объединить эти две функции власти.

— Но ведь сейчас это уже не так...

— То, что разделили функции мэра и главы госадминистрации, — это просто спасение. Другого и быть не могло. Черновецкий не в состоянии управлять городом. Не хочу детализировать его недостатки. Он просто неподготовленный человек. Связался с Сандеем (Аделаджа, пастырь «Посольства Божьего». — Авт.). Город не имел первого лица. Когда пришел Попов, все изменилось.

— Вам, наверное, уже известно, что в Верховной Раде зарегистрирован законопроект о досрочных выборах мэра Киева. Как вы думаете, Виталий Кличко мог бы им стать?

— Я хорошо знаю Кличко. Он раньше занимался кикбоксингом. Сильный человек. Но он не управленец.

— А как насчет Юлии Владимировны? По неофициальным данным, она надеется, что на выборах столичного мэра сможет победить…

— Это исключено. Киев ее не изберет ни при каких обстоятельствах. Я сомневался до того момента, пока она не опозорилась в телестудии Савика Шустера (где Инна Богословская критиковала лидера БЮТ. — Авт.). Представляете, телеведущий сообщил: мол, было бы хорошо, если бы на передачу пожаловала Тимошенко, но она настолько больна, что даже не смогла пойти в Генпрокуратуру на допрос. И вдруг в телестудии появляется сама Юлия Владимировна. Как же так получается: в Генпрокуратуру на допрос не явилась, потому что больна, а на эфир пришла, потому что здорова?! Впрочем, дело не только в этом. Тимошенко предоставила Савику свой «газовый» документ. А Богословская как увидела, так и запрыгала. Оказывается, Юлия Владимировна все перепутала и дала не тот документ. В общем, погорела. Дальше я уже не смотрел.

— Получается, что Кличко и Тимошенко на столичного мэра не тянут? Почему бы в таком случае вам не попытаться?

— Я этого и раньше не хотел, а теперь — тем более. Сейчас являюсь советником Попова по жилищно-коммунальным вопросам.

— Скажите, какова ситуация в этой сфере?

— Очень сложная. Киеву угрожает жилищно-коммунальный Чернобыль! Понастроили небоскребов… Представьте, что произойдет, если вдруг вспыхнет пожар на 20-м этаже. Как туда добраться? Как подъехать при скоплении людей?

— Во время вашего правления в Киеве таких небоскребов не было. Но тогда была другая проблема: город активно насыщался административными зданиями…

— Когда мы защищали городской генплан в Москве, было внесено предложение, чтобы следующий генплан предусматривал переселение административных сооружений поближе к Вышгороду. На его полях планировалось построить новый Киев вместе со зданиями ЦК, Кабмина, Верховного Совета и т. д. А этот древний град мы хотели оставить как историческую часть.

— Быть может, так и случилось бы. Но вы же потом подали в отставку. Почему? Вас ведь никто не выгонял?

— Не выгонял. Но в период руховского движения партия ушла в сторону. Все проблемы возлагались на городской исполком. Просят, к примеру, разрешение на проведение небольшого митинга. Прихожу — там тысячи людей, а я — в полном одиночестве. Потом кто-то потребовал перезахоронить Стуса. Из Сибири привезли цинковый гроб на площадь Богдана Хмельницкого. Оттуда шествие двинулось на Байковое кладбище. Весь город перекрывается на целый день. Когда же я пытался выяснить вопрос о том, кто же на самом деле в том гробу лежит, последовал отказ. Компартия продолжала сдавать позиции и в конце концов сдалась. Я задумался: кто будет руководить? С чем мы боремся? Куда мы идем? Никто ответов не давал. И мои нервы сдали. Я подал заявление об увольнении на сессии горсовета… Через несколько дней Патон предложил мне должность главного научного сотрудника по внешнеэкономическим связям в Академии наук. Позже Суркис и Медведчук предложили перейти в «Динамо» на должность председателя наблюдательного совета. Там я пребываю и по сей день. На общественных началах. Душой болею за футбол.

-- «Рекомендовать на советскую работу»

— А каким было разделение столичной власти в советские годы?

— Тогда действовал городской совет депутатов, который я возглавлял 11 лет. А председателя собрания избирали из числа депутатов на каждый день (в период проведения сессии). Вот какая существовала система.

— Пожалуй, еще никто не управлял Киевом столько, сколько вы. Это хорошо или плохо?

— За последние 20 лет Попов уже четырнадцатый руководитель столицы. Научиться управлять таким городом, не изучив его структуры, за короткое время невозможно. Кстати, в компартийные годы председатели горсоветов Москвы, Ленинграда и Киева были на уровне облисполкомов и по оплате, и по значимости. По решению ЦК КПСС руководить этими городами должны были директора крупных предприятий.

— Чем это было вызвано?

— Дело в том, что оборонные отрасли, использовавшие технический прогресс, в своем развитии намного опережали городское хозяйство. Поэтому нужно было внести новую струю в развитие города. Место руководителя Москвы доверили директору завода имени Лихачева. Ленинградом начал управлять гендиректор крупнейшего объединения «Марс». Встал вопрос и о столице Украины. В то время я был гендиректором производственного объединения имени Королева — одного из крупнейших промышленных предприятий в Союзе. У нас тогда насчитывалось 24 тысячи работающих, два научно-исследовательских института, три конструкторских бюро и семь заводов-филиалов. Меня уговорили оставить завод, на котором я получил два ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Октябрьской Революции, звание Героя Соцтруда. Мог ли оставить коллектив? Однако сессия киевского горсовета избрала меня своим председателем.

— По указанию партии?

— Партия не давала указания, а рекомендовала. Политбюро ЦК КПСС приняло решение: рекомендовать коммуниста Згурского на советскую работу.

— Кто в Москве непосредственно решал этот вопрос?

— Второй секретарь ЦК КПСС Андрей Суслов. Он остановился на моей кандидатуре. Тогда в Москве проходило всесоюзное совещание директоров крупных промышленных предприятий. Я там выступил, а после перерыва меня вызвали к Суслову. Он начал рассказывать, что нужно укреплять кадры советов за счет директоров заводов, внедрять новые подходы, новые веяния технического прогресса и т. д. Не успел я возразить, как он встал и поздравил меня с доверием партии.

— Какие у вас были отношения с первым секретарем ЦК КПУ?

— Щербицкий звонил мне по «сотке». Он непосредственно курировал Киев. Просто так меня к себе не вызывал. Когда я к нему ехал, в голове крутилась тысяча мыслей: что спросит? У него была феноменальная память. Владимир Васильевич был талантливым руководителем. Но очень не любил, если кто-то не мог ответить на его вопрос. Вызывает, к примеру, меня и спрашивает: «Сколько всего Киеве кладбищ? Ты что, не знаешь? Я Украину знаю, а ты не знаешь Киев?» После этого я сделал вывод, что к таким встречам нужно готовиться. Помню, как однажды он меня вызвал. Потом показал фото внука и сказал: «Володька мой, умница. Это самое дорогое в моей жизни». После чего вдруг переключился на меня: «В горкоме партии говорят, что Згурский ни с кем не считается». Я сразу же начал оправдываться. Щербицкий задал неожиданный вопрос: «Ты мне скажи: город освоил?» Я говорю, мол, познать Киев так быстро (а это было на третьем году моего руководства) невозможно. Тогда Щербицкий подтвердил, что для изучения Киева нужно минимум десять лет.

-- Как Щербицкий Горбачева послал…

— Как же вы, будучи руководителем Киева и зная о страшных последствиях Чернобыльской аварии, могли допустить проведение первомайской демонстрации в 1986 году?

— На той демонстрации даже внуки мои стояли. И Щербицкий был со своим внуком. Накануне я его просил: «Владимир Васильевич, ни в коем случае нельзя проводить демонстрацию». Но так получилось, что накануне в Киеве проходила международная велогонка. А в это время шла радиационная лавина. Йод-138 поражал щитовидку. Французы и англичане от участия в гонке сразу же отказались. Наша страна оказалась в дурацком положении: проводить гонку или не проводить? Нужно было показать всем, что никакой опасности радиации нет. И тогда мы поехали по маршруту велогонки… в открытой машине. Кроме меня там находились глава комитета международной велогонки и министр спорта Украины. После соревнований я пошел к Щербицкому и сказал, что первомайскую демонстрацию проводить нельзя.

— Откуда у вас были сведения о высокой радиации в столице?

— Я же возглавлял комиссию оперативной группы по ликвидации в Киеве последствий Чернобыльской катастрофы.

— Почему же Щербицкий вас не поддержал?

— Потому что генеральный секретарь ЦК КПСС лично заставлял его проводить демонстрацию. Да еще как заставлял! Унижал. Оскорблял. Дошло до того, что Горбачев грозился Щербицкого сгноить.

— Чем, по-вашему, было вызвано столь странное поведение Горбачева?

— Как известно, о Чернобыльской аварии мировая общественность узнала из иностранных СМИ. Чтобы всех успокоить, Горбачев сделал публичное заявление на совещании с послами иностранных государств: мол, мы владеем ситуацией, обстановка на ЧАЭС нормальная, идет снижение радиации. После этого Михаил Сергеевич позвонил Щербицкому: дескать, всему миру уже было заявлено, что мы все вопросы с ЧАЭС порешали, а ты не будешь демонстрацию проводить?

— И вы пошли навстречу «пожеланиям» партии?

— Я обратился к Щербицкому со своим предложением: сократить время проведения демонстрации. Но Горбачев потребовал, чтобы она была проведена по полной программе. И вот наступило 1 мая 1986 года. Мы стоим возле консерватории, а Щербицкого все нет и нет. Многие заволновались: что делать? Куранты вот-вот пробьют десять. Минут за 15 до начала мероприятия видим, что к нам летит «Чайка». Из нее выскакивает Щербицкий и начинает изливать свое негодование на генсека: «Он — негодяй! Он меня унижал…» — и послал Горбачева матом. Вот какая была обстановка.

— Скажите, в первые дни после взрыва на ЧАЭС вопрос об эвакуации Киева поднимался?

— В самые первые дни после аварии положение было критическое. Температура в четвертом реакторе повышалась, и это грозило катастрофой. Ситуация вынуждала нас к тому, чтобы срочно готовить план эвакуации города. Но в ходе его разработки выяснилось, что вывезти в максимально сжатые сроки почти трехмиллионное население технически невозможно — не позволяла слабая пропускная способность и железнодорожного вокзала, и аэропортов «Борисполь» и «Жуляны», и малая мощность речного флота. Огромного количества машин автомагистрали не пропустили бы, а значит, могли возникнуть массовые аварии и пробки. И только благодаря Богу опасность миновала…