Феномен Анны Варпаховской. Актриса, которая переехала из Канады в Киев

Она уехала из Киева маленькой Анечкой, а вернулась в Киев Анной Леонидовной. Между этими событиями полвека и огромная жизнь человека, актрисы и дочери, верной своему легендарному отцу.

История Анны Варпаховской и драма ее семьи – готовый сюжет для многосерийного фильма. Репрессированные родители, режиссер Леонид Варпаховский и артистка оперы Ида Зискина, познакомились в ГУЛАГе. Там у них родилась дочь. После 17 лет лагерей отцу удалось вернуться в театр, но не в родную для него Москву. После Колымы Варпаховских приютили в Тбилиси, потом Леонид Викторович получил приглашение в Киев. Во второй половине 50-х он делал постановки в главных театрах столицы Украины. Но в скором времени судьба и недоброжелатели вынудили его снова менять места жительства и работы.

Долгий период московской жизни для его дочери, Заслуженной артистки России Анны Варпаховской, оборвался после распада Союза. Дальше была эмиграция в Канаду, создание театра имени своего отца, гастроли в разных странах, на разных континентах. И снова Киев…

Судьба распорядилась так, что уже почти полтора десятка лет Анна Варпаховская живет на три страны и регулярно выходит на сцену Национального театра русской драмы им. Леси Украинки – театра, в котором работал ее отец.

Фигура этой актрисы – знак высокого качества для нашей театральной культуры. Варпаховская узнают и любят в Украине еще с советских времен благодаря фильму «Суета сует», картину у нас часто повторяют по ТВ. В эфире теперь и новые ее теле- и киноработы.

Анна Леонидовна – актриса в самом лучшем смысле компромиссная: ею одинаково искренне восхищаются строгие критики, массовый зритель, администрация и коллеги в театре. Во времена пандемических испытаний такие личности критически важны для театров: они – гарантия аншлаговой стабильности и непрерывной связи со зрителем.

Анна Леонидовна, спасибо, что согласились на интервью в такой сложный для театра и актеров период.

Действительно, сейчас из-за карантина стараюсь меньше общаться. Семья не понимает, как я вообще могла всех бросить и в такое страшное, непонятное время уехать в Киев и еще так много работать.

«Киев приютил меня»

Вот и расскажите, что для вас Киев вчера, сегодня и какие планы у вас с ним на будущее?

Вчера – это киевское детство, когда здесь работал папа. Вообще Киев очень благоприятную роль играет в судьбе нашей семьи: он приютил папу после лагерей, и хоть отец начинал (после ссылки на Колыму – «Главком») в Тбилиси, но там ему было не так комфортно. В Киеве он расцвел. Я хоть и очень маленькая была, но многое помню из того времени. Теперь Киев приютил меня.

Недавно руководитель Национального театра российской драмы им. Леси Украинки Михаил Юрьевич Резникович рассказал мне, что, когда он пришел в театр, все только и говорили о Варпаховском. «Я знаю режиссеров, которых боятся, которых уважают, но, чтобы такая общая бесконечная любовь была к человеку, это я встретил в первый и последний раз», – сказал он.

Действительно отца очень любили актеры, он создал в Леси Украинке много прекрасных спектаклей. Мы были здесь счастливы. Но этот период закончился грустно. Папе на выпуске закрыли спектакль. Спектакль был грандиозный, его мало кто видел, но некоторые все же проникли и делились потом самыми восторженными впечатлениями.

Мы говорим о постановке «Дней Турбиных» Булгакова, которой так и не увидел зритель...

Видный московский критик Борис Поюровский много писал об этом спектакле, ему удалось попасть на генеральную репетицию. Но, в принципе, на закрытый показ не пустили даже исполнителей второго состава, актеров, занятых в этой постановке…

После этой истории папа забрал меня с мамой и уехал в Москву.

У него была тайная тетрадка, в которую он записывал свои желания. «Вернуться в Москву» – было одно из них. Он, коренной москвич, мечтал занять в столице видное положение. Эта история с запретом спектакля совпала с его желанием. Если бы всего этого не случилось, мы продолжали бы жить в Киеве. Отец тогда только получил квартиру на улице Шота Руставели.

Это был конец 50-х.

56-57 годы. Я в школу пошла здесь, проучилась несколько месяцев в первом классе, и мы уехал. Так начался наш большой московский период, который оборвался для меня эмиграцией в Канаду в 1994 году.

Судьбу киевского спектакля Варпаховского решил групповой донос.

Была группа людей, так называемые «украинские письменники».

На самом деле фамилии большинства из них мало что скажут современному читателю. Это украинские советские литераторы, наиболее известным среди которых оказался писатель и театральный критик Юрий Смолич. На финальной стадии к ним присоединился также Мыкола Бажан.

Весь папин архив, в том числе документы и переписку о тех событиях в Киеве, я передала в московский театральный музей имени Бахрушина. Сначала я все отвезла в Канаду, а потом поняла: архив лежит там мертвым грузом, начинает желтеть, распадаться. Поэтому отправила все в Москву, там много людей, интересующихся театром, театральным делом. И это будет полезнее, чем оставаться архиву в Монреале.

«Считаю, что у отца украли жизнь»

Для себя вы отыскали причину, почему спектакль был запрещен в Украине. И кто-то из этой «группы писателей» позже объяснился, если не перед вашим папой, то перед вами?

Нет, не припомню что-то.

Вы знаете, для меня это была совершенно непонятная история, потому что тогда в Москве спектакль «Дни Трубиных» уже много лет шел с огромным успехом. А ведь это была одна страна и власть курировала все. И почему власть центральная эту пьесу разрешала, а власть в Украине эту пьесу запретила? Папа обращался в Москву, но ему сказали: «нет-нет, пусть они свои дела решают сами». Есть такое предположение, не очень лестное для людей, закрывших спектакль, что они просто рядом с собой не могли видеть талант Булгакова. Ведь очень много было плохой драматургии. Я сама «лила болванки», играя советскую труженицу на металлургическом заводе, или выступала со сцены на партсобраниях.

Вот эта «обязательная» драматургия и была причиной, почему отец не хотел руководить театром. Попытался, но с его мягким характером это оказалось трудным, невозможным. Он говорил: «Не могу никого уволить, не могу и не хочу ставить то, что нужно властям. У меня отобрали 17 лет. Я буду ставить то, что мне дорого, в чем я могу проявиться как художник, как гражданин»…  Отец вообще прожил недолгую жизнь – в 67 лет ушел. Он много ставил в разных театрах, но своего театра не имел. Может поэтому о нем вспоминают не так часто, как он того заслуживает. Я считаю, что у моего отца украли жизнь.

Он ведь хотел работать в Москве, эти события помогли ему реализовать мечту.

Наверное... Во-первых, он поставил «Дни Трубиных» во МХАТе. В той же тайной тетрадке он сам ставил себе отметки по пятибалльной системе: киевский спектакль он оценил намного выше московского. Жена Булгакова Елена Сергеевна, с которой у отца были доверительные дружеские отношения, придерживалась того же мнения: мхатовский спектакль ей нравился меньше. Помню, отец очень переживал из-за этого.

В 2018 году в Киеве вышла большая книга «Анна Варпаховская. История семьи». Ее автор Яна Иваницкая с вашею помощью собрала множество фактов и документов. Тема ГУЛАГа, в котором познакомились ваши родители и на свет появились вы, занимает значительную часть книги. В колымской истории вашего отца часто всплывает донос, написанный на вашего отца его наставником Всеволодом Мейерхольдом. В своих интервью вы никогда не сказали ничего плохого об этом режиссере, актере и педагоге, всегда находили какое-то оправдание его поступку. Отец тоже простил его?

Более того, всю жизнь пропагандировал имя Мейерхольда, считал его своим учителем и делал все возможное для восстановления его памяти. Во-первых, я не очень уверена, что донос сыграл особую роль, так как в деле отца, с которым я ознакомилась на Лубянке, этот документ отсутствует. Во-вторых, Мейерхольд, как мне рассказывал отец, человек был непростой с очень трудным характером. Он мог приблизить к себе человека, а потом с легкостью выкинуть его из своей жизни. Отец смог объяснить себе поступок учителя. Папа считал, что в то время люди были поставлены в такие условия, что просто вынуждены были идти на неблаговидные и омерзительные поступки. Может быть, если бы не совершались подобные вещи, всей этой системы ГУЛАГов и репрессий не было бы. Но… вся страна жила в этом кошмаре доносов и страха.

Вопреки всем несчастиям именно на Колыме познакомились ваши родители и появились вы.

В том то и дело: жизнь продолжалась, и какие-то хорошие вещи происходили даже там.

«Я еду в Киев за любовью»

Что для вас Киев сейчас?

Возможность существовать в профессии. Я влюбилась в людей, которые смотрят спектакли. Почему? Они настолько непосредственные и теплые. Я совсем не ожидала этого, когда приехала сюда в первый раз на гастроли со своим спектаклем из Канады…

Вы знаете, мы практически ничего не получаем за свою профессию, ни в каком выражении. Мы имеем только признание или непризнание. И я понимаю, что можно купить все: драматурга, режиссера, поставить для себя спектакль, заказать себе лучшего дизайнера и сделать прекрасные костюмы. Нельзя только купить любовь зрителя. И когда она проявляется, справится с искушением я не могу. Я еду в Киев за любовью.

Вот в этом феномен Анны Варпаховской. Многие десятилетия мы только и наблюдали, как наши уезжали: кто в Москву, кто на Запад. А тут вы… Каждый месяц возвращаетесь в Киев.

Обратный путь.

Вот именно. Скажите, как это случилось?

Я не знаю. Все началось с первого спектакля. Потом появился второй, третий… Стала приезжать чаще. Потом я решила вернуться в Москву в свой родной театр имени Станиславского, я в нем проработала с 1971 по 1994 год, и я сделала там два спектакля. И стало совсем трудно – приходилось летать уже между тремя странами.

Кстати, в Москве зритель гораздо хуже. Для меня.

Это такой хитрый комплимент киевской публике?

Нет, это не комплимент. Вы знаете, чем московские зрители отличаются? Они так уверены, что столько уже всего видели и что они уже такие непревзойденные знатоки, что из зала прямо на сцене чувствуется: «Ну-ну, покажите, что вы можете…» Часто это приходится преодолевать. И хотя там в Москве были два успешных спектакля, но случилось так, что жизнь их была недолгой. В театр Станиславского пришел новый главный режиссер Борис Юхананов и, не посмотрев ни одного спектакля, снял весь репертуар, просто в один миг перечеркнув всю историю театра… На этом месте он создал совсем другой мир, другой театр, который даже называться стал по-другому – Электротеатр Станиславский. Этот театр мне далек. Это больше перфомансы, модные новшества…

Современный, альтернативный…

Понимаете, ничего современнее человеческих отношений нет. И дядя Петя с тетей Машей, придя после смены с завода в театр, вряд ли хотят смотреть то, что им не близко и непонятно.

К современному театру мы еще вернемся. Скажите, не было ли у вас ощущения такого себе театрального «дауншифтинга» после того, как вы стали стабильно играть в Киеве. Ведь на постсоветском пространстве до сих пор многие считают, что театральная Мекка – это Москва.

Да, в Москве в театральном мире очень много всего происходит, но последние годы моей жизни связаны у меня с Киевом и с театром Леси Украинки.

У меня здесь столько прекрасных ролей, съемки, новые планы… Дошло до того, что из-за занятости в Киеве я уже не могла держать театр в Канаде, я его закрыла, не могла ездить так часто в Москву. У меня вообще моя жизненная ситуация очень непростая: дочь в Канаде, муж и сын в Москве, родилась внучка. Мои домашние в шутку называют меня плохой женой, плохой матерью, плохой бабушкой.  Но в каждой шутке, есть доля правды…

С другой стороны, моя семья прекрасно понимает, какую важную роль занимает в моей жизни театр. У меня еще есть силы и желание работать. Я понимаю, что в любой момент я могу стать хорошей женой, хорошей матерью, хорошей бабушкой, но на этом закончится профессия. Может, этот период уже не за горами, потому что время все-таки идет... И, к сожалению, сейчас я уже не в каждый свой перерыв могу прилететь к родным. Первое время был прямой самолет Москва-Киев, час двадцать – и я дома. Дальше начались проблемы – два самолета, пересадки. А сейчас еще хуже.

Вы знаете, как я весной, когда объявили карантин, добиралась до Москвы, а потом обратно в Киев? Доезжала на такси до границы, потом шла пешком по длинному коридору, зашитому металлической сеткой. За сеткой бежали собаки и лаяли на меня. Я тогда подумала: наверное, как у родителей в лагере. На той стороне меня ждала машина, которую муж послал за мной. Так же я приехала обратно – с этой стороны меня встречал театр. Кстати, сейчас в Москве во время карантина я каждое утро начинала готовить обед на всю семью. Потом все садились за стол, говорили, как вкусно, и съедали все. На следующее утро я опять вставала к плите. И опять все съедали. Какой же это неблагодарный труд! Про себя думала: «Господи, когда я уже буду работать артисткой?»

Здесь, в Киеве, я почти ничего себе не готовлю.

То есть теперь вы уже не летаете.

Пока нет. Хочется верить, что самолеты вернутся в нашу жизнь в полном объеме. Сейчас я стараюсь поменьше смотреть новости. Мне так хочется положительных эмоций! Надеюсь то, что я делаю на сцене, это положительные эмоции для людей, а то, что они дарят мне взамен, это – положительные эмоции для меня.

В итоге вы купили квартиру в Киеве практически возле театра…

Да. Я обожаю эту квартиру.

Я сказала мужу: «Володя, имей совесть! Твоя жена живет в общежитиях». Я приезжала и жила в общежитии театра. Интересно, что в этом здании мы с отцом начинали свою жизнь в Киеве еще в конце 50-х. Когда приезжала на несколько дней – это было терпимо, но жить в общежитии долго, было бы тяжело.

Наличие собственного жилья позволяет вам чувствовать себя киевлянкой?

Конечно, это значит, что у меня здесь есть дом.

У меня сейчас такая «пограничная» ситуация, дочка в Канаде ждет ребенка. Кроме этого, мне надо оформить налоги, заполнить всякие бумажки, документы, ведь это же жутко бюрократическая страна. Эмигранты шутят, называя Канаду «страной развитого социализма». Мне надо там все это сделать и побыть с Машей на первых порах. Так что первый раз за 14 лет я уезжаю на три месяца посреди сезона.

Спектаклей с вами не будет…

С Нового года до конца марта.

Вы гражданка Канады и…

и России. А в Украине у меня вид на жительство. Без него сейчас бы не пустили через границу.

Знаете, как я сейчас пересекала границу? Прохожу российскую границу, всё строго, на меня наставляют камеру и говорят: «Вы понимаете, из-за того, что сейчас карантин, а так как у вас вид на жительство, то вы можете пересечь границу… но только один раз. Можете вернуться в Россию, но обратно в Украину вас не пустят». Смотрю в камеру и говорю: «Да, понимаю».

Потом я прихожу на границу с Украиной и мне вдруг с восторгом и очень тепло говорят: «Ой, «Вещдок» (программа детективных историй на телеканале «Интер», в которой снимается Анна Варпаховская – «Главком»). Зайдите к нам! Чаю попьем, о съемках расскажете». Люди разные, таможенники тоже.

Вопрос работы в Москве был закрыт после известных событий в театре Станиславского?

С приходом нового руководства я закрыла свои проекты и ушла. Я привыкла к свободе творческой и человеческой. Для меня быть в составе труппы – это играть ту роль, которую мне дадут, а не которую мне хочется. И я не всегда смогу получить разрешение на съемки или уехать среди сезона... В общем, театр не может быть постоянным местом работы для меня. Поступить на службу в театр для меня исключено, но от интересного проекта не откажусь.

Кстати, будучи в Москве на карантине, я умудрилась сняться в картине в небольшой, но очень симпатичной роли. Хотя я снимаюсь мало и часто переживаю по этому поводу.

«То, что сделал Резникович, не сделал для меня никто»

Расскажите историю вашего сотрудничества с театром Леси Украинки. В 2006-м вы приехали сюда с антрепризой...

Да.

Привезли постановку, которую сделали с вашим родным по матери братом, режиссером Григорием Зискиным в театре Варпаховского в Канаде…

Тогда мы первый раз поехали не по Америке, а в Европу. И так как директор нашего канадского театра Эдуард Намц выходец из Украины, то он предложил: «Давайте заедем в Украину». Я согласилась.

Знаете, я так волновалась, меня трясло, как студентку первого курса, когда я должна была выйти на сцену театра Леси Украинки. Я понимала: тут работал папа, пришли коллеги, которым любопытно посмотреть на дочь Варпаховского. Мы довольно успешно сыграли спектакли в Киеве и Днепре и уехали.

Позже мне пришло приглашение из театра Леси Украинки приехать на юбилей актрисы Александры Смоляровой, она играла у папы в нескольких спектаклях. Я приехала, на банкете выпила шампанского и, осмелев, пошла к Резниковичу: «Знаете, у нас в театре Варпаховского такая хорошая пьеса идет, называется «Бабье лето», можно мы у вас сыграем?» Он стал расспрашивать меня про спектакль... Я рассказала о том, что постановку американской пьесы оформил легендарный театральный художник Давид Боровский, что играет российская актриса Екатерина Райкина, что спектакль посвящен памяти Аркадия Райкина, как раз праздновали 95-летие со дня рождения великого артиста, что в спектакле занят московский артист Михаил Янушкевич, с которым много лет назад в Москве Резникович поставил «Подростка» Достоевского. В общем, Михаил Юрьевич согласился. Мы приехали и сыграли.  

И вскоре спектакль стал идти каждый месяц. Каждый месяц летали артисты из Москвы. Потом это стало невозможно. Первой отказалась Екатерина Райкина: сказала, что ей по состоянию здоровья сложно приезжать так часто. Ее заменила народная артистка Украины, актриса театра Леси Украинки Надежда Кондратовская. Потом в спектакль вошел народный артист Валентин Шестопалов (после смерти актера в спектакле его заменил Народный артист Александ Гетманский – «Главком»), актриса театра им. Леси Украинки, народная артистка Украины, Лидия Яремчук была занята еще в канадской версии. Так состоялся совместный проект и спектакль вошел в репертуар театра.

Вы же хорошо понимаете, что театр – это особенный организм...

Конечно, понимаю. То, что сделал для меня Михаил Юрьевич Резникович, удивительно. Ведь я пыталась вернуться в Москву, говорила со своими бывшими коллегами, с главными режиссерами различных театров. Меня знают. Знают мои прежние роли, хорошо их оценивают. Помнят и уважают моего отца. Но то, что сделал Резникович, не сделал для меня никто. Он мне дал возможность раскрыться, творить. Недавно он мне сказал: «Мне нравятся творческие личности. Я всегда за творчество». Я бы мечтала с ним поработать, но я не состою в труппе. Я понимаю, что у него свои актеры… А я – как бы со стороны.

И вот, вопреки всему, вам удалось сыграть столько ролей в театре. Как удалось добиться такого положения вещей? Ведь киевская русдрама – весьма консервативное заведение. Тут свои каноны и штатные примадонны. Они без боя пустили вас на свою территорию?

Я даже не пытаюсь это анализировать. Я страшно благодарна Резниковичу. И когда я с ним встречаюсь, я ему всегда говорю: «Спасибо вам большое, Михаил Юрьевич, вы продлили мне мою творческую жизнь». Это действительно так.

Театр – это не только руководитель. Чувствуете ли вы зависть и недобрые взгляды?

Нет, не чувствую. Мне комфортно в этом коллективе. Удивительно, но у меня не было ни с кем в театре конфликтов. Я несколько в стороне и не претендую занять чье-то положение. Я, конечно, знаю, какой сложной бывает жизнь в театре. Но за годы в иммиграции и счастливого существования здесь, в Киеве, я об этом забыла и вспоминать не хочу.

Ситуация, действительно, умилительная. В «Семейном ужине», который вы удачно пересадили на киевскую почву, на одну сцену с вами выходили примы театра Леси Украинки Татьяна Назаров, Наталья Кудря…

У нас прекрасные творческие отношения.

Кстати, Назарова давно не появлялась в «Семейном ужине».

Она больше не играет в этом спектакле. Мне жаль, мне очень нравилась она в роли Жаклин. Может, ей такая роль неинтересна. Не знаю. Я люблю комедийные роли. Считаю, что комедия – интересный и трудный для актера жанр, многого требующий от актера.  

Вот, например, моя героиня Марго, про которую персонажи пьесы говорят: «Прелесть, что за дура!» Но чтобы создать образ этой милой и обаятельной хищницы, над которой зал по-доброму смеется, нужно точно угадать мотивацию ее поступков, проанализировать, как она мыслит, какая логика выстраивается в этой необременённой интеллектом головке.

Резникович чем-то похож на Лобановского в «Динамо». Валерий Васильевич создавал «команду-звезду, а не команду звезд». Михаил Юрьевич, кажется, следует этому же принципу. Но ваша история никак не вписывается...

Я не считаю себя звездой, я вообще об этом не думаю. Отношусь к себе с достаточным чувством самокритичности и самоиронии. Я только знаю, что спектакли должны быть ансамблевыми. Если один актер хорошо играет в спектакле, а другие до него не дотягивают, это просто означает, что спектакля нет, что он не состоялся. Поэтому будем стремиться создавать «команду-звезду».

Сколько у вас сейчас спектаклей в Киеве?

Было семь. Стало шесть. К сожалению, сейчас остановлен показ спектакля «Дядюшкин сон». Исполнитель роли князя Гаврилы Валерий Павлович Зайцев сказал, что не может играть такую трудную роль по состоянию здоровья. Но спектакль не снят. Надеюсь, он будет восстановлен с другим исполнителем.

Чтобы ввести актера на роль Дядюшки, надо практически поставить спектакль заново. Сейчас в это трудное время, когда многие болеют, репетиции лучше не проводить. Доживем до весны, бог даст, отменят карантин и там посмотрим. Я этот спектакль очень люблю, много лет играю Москалеву. Мне жалко с ней расстаться.

Так что сейчас у меня шесть спектаклей в репертуаре театра и еще антреприза «Закулисная комедия» по пьесе Коляды «Курица». Вот недавно отыграли в Консерватории два спектакля вместо одного из-за карантинной рассадки по ползала.

«Хочется сыграть Раневскую»

Незабвенные Марго, Люсиль из «Бабьего лета», Эдда из «Прощального танго», Сюзетта из «Семейного ужина», Ольга из «Игрушки для мамы»… – эти ваши образы уже хорошо знакомы киевским театралам. Какие сюрпризы вы готовите им в следующем году?

Есть одна мечта. В Москве я увидела спектакль, который мне показался интересным. Я попросила у авторов пьесу, но мне отказали. Я удивилась, объяснила, что не буду составлять им конкуренцию, буду играть только в Киеве, в другой стране. Но они были непреклонны. Я пожаловалась моему другу Яне Иваницкой, автору книги про мою семью «Анна Варпаховская. История семьи».  Неожиданно Яна предложила: «Давай я попробую написать, конкретно для тебя, хорошо зная тебя как актрису». И она написала пьесу, которая мне очень нравится. Называется «Фаина».

То есть это история про Раневскую?

Про Раневскую.

Знаете, меня часто сравнивают с Фаиной Георгиевной. Не в плане того, что я такая же замечательная актриса, как она. Я такую смелость взять на себя не могу. Просто у нас, наверное, какое-то похожее ощущение юмора. Кстати, я ее лично знала, видела, как она работает, бывала на репетициях «Странной миссис Сэвидж» в Москве. Этот спектакль в театре имени «Моссовета» ставил мой отец.

В общем Яна Иваницкая написала интересную пьесу про Раневскую, не только собрав ее смешные афоризмы, которых немало в тексте, но и рассказав о ее переживаниях, о непростой судьбе актрисы,  мало востребованной, многого не сыгравшей, что хотела и на что имела право.

Это моноспектакль?

Нет, это большая двухактная пьеса с шестью персонажами. Материал мне очень нравится. К тому же скоро будет 125 лет со дня рождения Раневской. В пьесе много юмора, много грусти, а я обожаю этот жанр – смех сквозь слезы.

Почему завершилось ваше сотрудничество с муниципальным театром «Актер»? Там сменилось руководство и вас что-то не устроило?

Да! Меня не устроило отношение нового руководства к Татьяне Сергеевне Шестопаловой. (Татьяна Шестопалова – жена покойного актера Валентина Шестопалова, возглавляла театр, основанный мужем – «Главком»). Понимаете, человека, который вместе с мужем создал этот театр, который после его смерти продолжал его дело и содержал это все, просто взяли и выбросили из театра! Такая непорядочность не укладывалась в голове, поэтому мы все ушли. Но вы знаете, я не пострадала. Все, что там было создано, все обрело вторую жизнь. Кстати, Татьяна Сергеевна с нами, ведет и следит за спектаклями.

Театр имени Варпаховского в Канаде вы закрыли. В связи с чем?

Закрыла года два назад. Первая причина – большая занятость в Киеве. Вторая - очень изменился зритель в Канаде. Во-первых, то поколение, ради которого мы создавали наши спектакли, воспитанное на прекрасном русском театре 60-х, 70-х, исчезло: люди состарились, многие ушли из жизни. Сейчас появилась новая эмиграция, которая летает туда-сюда, может смотреть спектакли в любой стране мира. В Канаде огромное количество русских каналов телевидения. Людей не оторвать от сериалов, интернета. Вряд ли они поедут вечером по хайвэю в театр что-то смотреть. То есть просто исчез зритель, ради которого стоило это все продолжать. Я вспоминаю, сколько уходило сил и средств на содержание театра в эмиграции, какого требовало дикого напряжения. Мы же не могли играть в Монреале постоянно, не так много русских живет в городе. Поэтому играли во всех городах Америки и Канады. 16-17 тысяч километров каждый тур. Сейчас даже не верится, что мы все это выдерживали.

«Переезд в Канаду мне дал очень много»

В начале разговора вы обронили фразу «мы ничего не имеем за свою профессию». И все же, актеры должны зарабатывать на жизнь. А вы постоянно вкладываете: перелеты, квартира... Окупить все это, работая при государственном театре в Киеве, просто невозможно. Вы всегда говорите слова благодарности мужу, который поддерживает вас. Расскажите нам об этом золотом человеке.

Мой Володя – человек надежный, умный и с невероятным чувством юмора. Когда мы поженились, он произнес незабываемую фразу: «я тебя выдержу, если ты полгода будешь ездить по гастролям». Вот я и стараюсь. Наш театр в Канаде, конечно, зарабатывал и сам, но все-таки в спонсорстве нуждался. Когда Володю спрашивали: «Владимир Сергеевич, вам не жалко вкладывать деньги в театр, ведь это же не может вернуться?» Он отвечал: «Знаете, я все просчитал и понял: развод с моей женой мне будет стоить дороже». Я очень дорожу тем, что он не пропустил ни одной моей премьеры, где бы она не состоялась.

Чем занимается муж?

Володя по образованию химик, кандидат наук. Он, даже когда мы уехали в Канаду, не прекращал работать в своей фирме в Москве… У него большая компания по созданию пластмасс, химическое производство. Я не очень в это вхожу, так как ничего в этом не смыслю. Так что муж совсем далек от театра. Хотя очень его любит, понимает актерскую профессию. Когда-то в юности сам выступал в составе знаменитой команды КВН Менделеевского института. Мы женаты уже 43 года. У нас двое хороших детей. Это мой настоящий друг и очень родной человек.

Сын работает с отцом?

Да.

Дом в Канаде вы тоже продали?

Дом я продала потому, что один раз вернулась из Киева – все плавало. В доме надо жить, иначе то трубу прорвет, то еще что-нибудь случится. Когда был театр, этот дом был живым, в нем кипела жизнь. В доме жили приехавшие актеры. Весь подвал был организован под репетиционное помещение. Там были грим-уборные, костюмерные… Содержать большой дом, в котором месяцами никто не живет, бессмысленно.

Теперь в Канаду только отдыхать езжу. Я там очень мало времени провожу. У меня есть своя небольшая квартира в доме на берегу реки Святого Лаврентия, в которой я останавливаюсь и расслабляюсь.

А ваш брат по маме Григорий Зискин, режиссер-постановщик всех ваших спектаклей, продолжает жить в Канаде?

В Монреале.

Вы не жалеете о том решении переехать в 90-х?

Нет! Этот переезд дал мне очень много. Я стала совершенно другим человеком. И актрисой другой. Получила много новых ощущений и впечатлений от жизни. Актер – это не просто человек, который произносит текст на сцене. Актер интересен, когда у него большой жизненный багаж, когда у него есть человеческая и гражданская позиция. В Канаде я училась руководить проектами, говорить по-английски и по-французски. Снималась в канадских фильмах, работала с французскими актерами, научилась ездить на машине, быть деловой женщиной. Научилась быть просто сильной… Понимаете, надо было выстоять, я не имела права на ошибку. Мы не могли показать неинтересный спектакль, плохо сыграть. В следующий раз к нам бы просто никто не пришел. Я рада, что так сложилась моя жизнь. Если б я оставалась в театре Станиславского, я бы сейчас ходила в странном костюме и гриме, в маске, была бы функцией в новомодных театральных поисках.

То есть вопрос об отношении к современному театру можно уже не задавать. Когда в спектаклях по Чехову герои валяются на сцене, вам это уже не нравится?

Нет, не нравится. Я считаю, что это ничего не добавляет к восприятию спектакля. Не люблю матерные слова на сцене. Я выросла в интеллигентной семье, где все это было не принято. Первые некрасивые слова услышала в театральном училище. В школе в то время не ругались. Приходила домой и спрашивала: «Папа, что это слово означает?». У папы краснели уши, и он говорил: «Иди к маме, она лучше знает».

«Режиссеры допускают такие «находки», о которых авторы пьес даже не подозревали»

Вы следите за последними трендами в театральной жизни Москвы? Богомолов, Серебренников… При случае посещаете спектакли?

Обязательно. Что-то восхищает, хорошо придумано. Что-то вызывает отторжение.

Вы знаете, я запомнила телефонный разговор папы с гениальным советским режиссером Анатолием Васильевичем Эфросом. Они были хорошо знакомы и много общались. Эфрос пригласил папу на свои «Три сестры» Чехова. На следующий день отец обсуждал с ним спектакль: «Толя, я сам из дома Прозоровых. Ну, не валялись у нас так женщины на полу».

–  Леонид Викторович, я как раз вчера был на вечеринке, так там все валялись на полу.

– Толя, поставьте пьесу про эту вечеринку, причем тут «Три сестры»?

Но это спорный вопрос, как вы понимаете. Каждый режиссер имеет право на свое видение. Просто часто режиссеры допускают такие «находки», о которых авторы пьес даже не подозревали. Однажды я посмотрела в канадском театре «Чайку», где Аркадина прямо на полу вместе со свои сыном Треплевым предавалась любовным утехам. Могу вам с уверенностью сказать: не писал об этом Чехов.

Вам очень часто задают вопросы про кино, о том, что недолюбило оно вас. И всегда в таких разговорах всплывает ваш дует с Фрунзиком Мкртычаном. Но комедия «Суета сует» 1979 года – это не вся ваша фильмография.

У меня 26 картин, по-моему.  Еще несколько фильмов были в Канаде.

Вот из этих остальных, кроме «Суеты сует», на что вы бы посоветовали обратить внимание.

Не знаю, хвалят мою Беллу, еврейскую писательницу эротических романов из фильма «Чудо по расписанию». Я получила огромное удовольствие от работы с Денисом Елеонским над сериалом «Восточные сладости». Чуткий режиссер, талантливый, интеллигентный. Сейчас снимаюсь в сериале «Вещдок», причем отнюдь не считаю это какой-то знаковой для себя работой, поэтому очень удивилась, получив большое письмо от зрителей из Запорожья: «Куда вы делись, без вас мы смотреть не будем!». Из-за карантина я не могла сниматься пять месяцев, программа выходила без меня.

Когда вы получаете предложение сняться, что для вас является главным критерием?

Мне не нравятся такие предложения: первая серия – «Тапочки дать?», вторая серия – «Чай будешь?», третья серия – «Котлетку разогреть?» …

Я соглашаюсь, когда чувствую, что психологически мне этот персонаж интересен. Что я могу сыграть женщину с судьбой. Если я ничего про эту героиню не понимаю, кто она, из какой среды, что у нее за прошлое, я отказываюсь.

Когда вы длительное время в Киеве, вы посещаете театры как простой зритель?

Когда не было эпидемии – да. Я очень люблю концерты. Люблю ходить в Национальную оперу. Но сейчас время ужасное – стараюсь меньше бывать в общественных местах.

Хотя вы новости не смотрите, за событиями в Украине как-то следите?

Новости я не смотрю. За событиями в Украине? Знаете, я очень хорошо вакцинирована ГУЛАГом, на генетическом уровне. К тому же я понимаю, что от меня ничего не зависит, и правды мне все равно не найти. Я лучше хороший фильм посмотрю или книжку интересную прочитаю.

И все же, вы понимаете, что сейчас мы в такой ситуации находимся, что «актриса из России» - это звучит вызывающе.

Мне кажется, зрителей это не волнует. К тому же я не только из России, но и из Канады. Могу смело сказать, что уже и из Украины. Так что можно воспринимать меня, как кому нравится.

Последний вопрос. Театр и пандемия.

Это – кошмар!

Как оно, играть при полупустом зале?

Тяжело. Понимаете, люди, когда заполняют весь зал, у них другое настроение – настроение праздника. А когда они сидят два через два, да еще в шахматном порядке и в масках, то это такое счастье, что они еще как-то реагируют. Конечно, тяжело.

Но я понимаю, что театр сейчас нужен. Он всегда был необходим людям, особенно в самые тяжелые времена.

Микола Підвезяний, «Главком»

Читайте також це інтерв’ю українською