Однополосное. В Кремле переворот

Вот говорят — в Кремле переворот, над ним уже летает вертолет, уже Илларионов дни считает! Ведь это колоссальный перелом, раз вертолет летает над Кремлем. Там ничего обычно не летает. Верховного, как пишет немчура, не видели уже с позавчера, и лишь Песков, томящийся от скуки, поскольку он по десять раз по дню замучался опровергать фигню, всем говорит, что он ломает руки. Как не ломать?! Не выпить триста грамм?! Уже Кадыров пишет в инстаграм, навязчивые слухи отвергая, что Путина готов прикрыть собой в любой момент, на должности любой, как будто должность может быть другая!

Пронесся слух — и тот уже не нов, — что Путина заменит Иванов, войска не спят, назначена и дата: он ястребов возвысит и скинов. Неясно, почему же Иванов? А тоже, говорят, исчез куда-то…

Вот вся стабильность ваша, ваша жесть, процентов ваши восемьдесят шесть, родной менталитет, святой и грешный: весь ваш антимайданный монолит при первом дуновении валит соль закупать и запасаться гречкой. Все знают: заслужили, и давно. Все валится, как фишки домино: пронесся слух, что даже Сечин спекся. И все за власть, казалось бы, горой — но воздух марта нюхают сырой и ловят в нем дыхание Чайн-Стокса. Все ждут беду и ныкают еду, а услыхав любую ерунду, спешат распространить ее стозевно. Ждет вся страна, держась за волоса, что вот пойдет другая полоса… Ведь жизнь, как нас учили, — это зебра! Жестокий мир меняться не готов. У этой зебры нет других цветов. Проклятый март, коварная погода, — он вечно обещает переход, однако эта зебра тоже врет: она не означает перехода.

А тут еще Муратов, местный зав, дегенератов радует, сказав, что «Новая» бумажный вид утратит и вообще корабль идет ко дну: нам разве что на полосу одну рекламных средств имеющихся хватит. Все зажужжали, как заведено. Все тоже ждали этого давно. «Эх, Лебедев!» — как говорил Полонский. Что денег нет — мы знаем по себе, газета не сидела на трубе и вынуждена стать однополосной. Сочувствием взорвался интернет.

Ужасный мир, забывший честь свою, колеблемый, повисший на краю, застынет ночью — днем капелью плачет. Однополярный тоже нехорош — но он однополосный, плоский сплошь, как заклеймил его покойный Пратчетт. О месяц март, несносный, плутовской, всегда слегка беременный весной, скрывающий ручьи под коркой наста, чередованье солнца и соплей… Но он в конце концов родит апрель — а мы всегда беременны, и баста!