Бессрочная мобилизация. В стране нарастает напряжение

Я помню очередь в киевский военкомат в феврале 2022 года.

В ней стояли все. Молодые и старые, парни и девушки, люди с деньгами и те, кто привык экономить. Настоящей драмой для многих становилась фраза «Мест больше нет, оставьте номер, мы позвоним вам». На тот момент служба в армии из обязанности превратилась в привилегию, и люди были готовы давать взятки, чтобы попасть в ВСУ. На пике комплектования в киевской бригаде ТрО служили двадцать тысяч человек – и мы были восемнадцатой ротой нашего батальона.

С тех пор прошло девятнадцать месяцев. И в стране нарастает неизбежное напряжение между теми, кто в армии, и теми, кто не там. Причина проста: мобилизация в нынешней фазе войны выглядит бессрочной.

Армия продолжает быть основным объектом доверия страны, а война остается основной тканью повседневности. Но люди, которым выпало быть «тонкой пиксельной линией» между тылом и врагом, чувствуют себя в двусмысленной ситуации.

С одной стороны, они – безусловная элита общества. Носители самого большого социального капитала страны. Представители важнейшей профессии в современной Украине.

С другой стороны, их билет в армию не имеет обратной даты. Каждому из них выпало служить «до победы». Даже плановые ротации случаются в жизни не каждого подразделения, а о новых масштабных волнах мобилизации, позволяющих отпустить домой тех, кто уже отслужил, речь пока не идет.

Социология мало способна сказать стране о ее новой линии водораздела. Последнее исследование говорит о том, что большинство украинцев считают признаками патриотов «донатить и волонтерить» (46%), «говорить на украинском» (45%), а «служба в армии» заняла третье место (33%). Однако можно предположить, что респонденты, отвечая на вопрос социологов, называли те признаки, под которые подпадают они. И если человек не служит, но донатит – этот критерий для него будет важен, поскольку позволит причислить себя к патриотам. Если спросят тех, у кого в армии близкий родственник, то служба в армии, вероятно, будет названа в первую очередь.

Факт остается фактом – очереди в военкомат остались в прошлом. Трудно сказать, возможны ли они в нынешних условиях. Февраль 22-го был месяцем шока. Месяцем слома и очевидной несправедливости. Эта очевидность требовала реакции – и сотни тысяч людей отреагировали на нее, взяв в руки оружие. Не все, кто остался в тылу, прячутся от военкома, но абсолютное большинство из тех, кто остался, вряд ли готовы становиться добровольцами, предпочитая фатализм. «Призовут – пойду, не призовут – не пойду».

Впрочем, даже если бы эти очереди были – они вряд ли означали бы автоматическую демобилизацию тех, кто уже служит. Бывшие АТОшные 14 месяцев службы воспринимаются сегодня как теплый ламповый отклик «войны низкой интенсивности». Пока Россия продолжает скрытую мобилизацию, вряд ли Украина решит сокращать свою армию.

Мы не знаем темпов нынешней плановой мобилизации. Не знаем, сколько людей ежемесячно пополняют Силы обороны страны. Вероятно, этот процесс продолжается, но при этом никак не влияет на солдатскую оптику, потому что «домобилизация» не сопровождается демобилизацией. А это значит, что уже сегодня разговор о службе в армии обречен превращаться в дискуссию о справедливости.

Те, от кого зависит тыловой комфорт, живут в самых некомфортных условиях. Те, благодаря кому страна выжила, платят за это своей жизнью. Те, кто в армии – отдают непропорционально много, а потому вправе рассчитывать на вознаграждение – если не материальное, то точно моральное. И самые сильные эмоции вызывают те, кто пытается в этот момент продвигать противоположную этику. Все те, кто рассказывает об «армейском рабстве», обесценивают людей в форме и живут по формуле «обезопась себя за чужой счет».

Речь идет обо всех, кто торпедирует мобилизацию в Украине. Юристы, которые рекламируют профильные услуги. Медики, которые обещают «белый билет». Перевозчики, которые готовы контрабандой вывезти человека за границу.

Администраторы «пацифистских» телеграм-каналов. Блогеры, утверждающие о неконституционности происходящего. Люди, рассказывающие о лазейках на границе. Пока одни закрывают пробоины собой, другие пытаются расковырять новые, надеясь заработать.

Особенность в том, что срыв мобилизации – это ключевая задача, которую решает воюющая сторона. Украинское ИПСО помогает косить от армии российским призывникам. Российское – действует так же в Украине. Любой, кто сегодня публично агитирует против мобилизации, – действует в пользу Москвы. И степень искренности говорящего не имеет совершенно никакого значения.

Наша война надолго. И для того, чтобы вести эту войну, Украине нужны ресурсы. Финансовые – обеспечивающие работоспособность экономики и устойчивость тыла. Нужно вооружение – без которого попытка вести войну теряет смысл. И нужны люди, которые наденут форму и будут выбивать врага с оккупированных территорий. И единственный ресурс в этом списке, который мы не можем получить от союзников – человеческий. Деньги нам перечислят. Оружие поставят. Но единственные люди, которые способны отвоевать нашу страну, живут в Украине.

В самом широком смысле мы – свидетели заочной дискуссии о правах и обязанностях. О взаимоотношениях гражданина и государства. О соотношении персональной свободы и ценности коллективного выживания.

В течение длительного времени нормой было концентрироваться именно на правах. Страна многими воспринималась априори как должник. Она должна была обеспечить маленькому человеку хорошую зарплату, достойную пенсию, недорогие и качественные услуги. Потолком обязанностей маленького человека считалась уплата налогов. А потом началась полномасштабная война – и очертила пропасть между «маленькими людьми» и обычными.

Обычные люди сходили в военкомат. Как минимум, для того чтобы обновить персональные данные, сообщив армии о собственной квалификации, месте жительства и состоянии здоровья. Никого из них не удастся упрекнуть в малодушии – даже если армия в итоге решит, что их услуги не нужны, и повестку им так и не пришлет.

А маленькие люди стали задним числом переписывать свой социальный контракт с государством. Начали дописывать туда новые пункты и требования. И теперь выдвигают стране новые условия, без соблюдения которых в военкомат идти они не намерены.

«Пусть сначала перестанут воровать». «А почему депутаты не воюют!». «Военкомы взятки берут, а мне в армию идти?» Маленький человек поднял на знамена чужие грехи, надеясь, что за ними никто не разглядит его собственные. Нет смысла обсуждать его условия, потому что это не условия, а оправдание. Маленькие люди – это люди с малой ответственностью. Их мучает мысль, что они равны остальным, и они пытаются снять с себя ответственность за собственную судьбу. А потому перекладывают эту ответственность на обстоятельства, которые спешно придумываются.

Мне приходилось видеть в армии разных людей. Механиков и айтишников. Таксистов и бизнесменов. Продавцов и учителей. Никто из них не был маленьким человеком. Потому что критерием в этом вопросе являются не деньги и не довоенная должность. Единственно возможный критерий здесь – это ответственность. Та самая, которую ты либо берешь на себя, либо от которой пытаешься убежать. В первом случае тебе не нужны оправдания. Во втором – ты из них состоишь.

Тема справедливости теперь надолго будет нашим спутником. Просто раньше мы ее измеряли капиталами – противопоставляя бедных и богатых. Сейчас же мы обречены измерять ее величиной персональной жертвы, принесенной стране. И потому фраза «Что ты делал во время войны?» будет неизбежным спутником любого спора. Персональные биографии этих лет вряд ли будут определять юридические права спорящих. Но они неизбежно будут сказываться на легитимности их позиции.

Нам выпало жить в субъектный период собственной истории. Одни наши современники станут памятниками, другие – улицами. Их персональные истории будут изучаться в школах. Величина причастности к общей победе будет определяться личным вкладом каждого. А те, кто сегодня выбирают стратегию «ничего не делать», станут нормой в одном случае.

Если мы проиграем войну.