Как можно быть россиянином после 2014 года?

Чешско-польская граница проходит по вершине горы и на обеих склонах находятся горнолыжные курорты.

Удивление поляков на той стороне, зачем мы заехали на польскую сторону горы, было настолько велико (у чехов нет никакой решительно мотивации переезжать туда), что хозяин отеля даже деликатно повел со мной разговор на эту тему.

Видно было, что мы с ним ровесники, и он спросил, где я жил в России. Узнав, что в Москве, он удивился: Москва, как я знаю, это большой, богатый город, у русских – много денег. Почему же вы уехали?

Я ответил: Я – журналист. Тут лицо его просияло, он посмотрел на меня с лукавой улыбкой: А-а-а, вы – оппозиционный журналист! Тогда понятно! У нас тоже есть оппозиция!

Я: Я уехал после 2014 года, после нападения на Украину.

Он сразу понял и похмурел: мол, да, это, конечно неприемлемая история... И тут же снова вопросительно заулыбался: Да-да, непонятно, как такое могло произойти, я знаю русских, это ведь прекрасные люди, великий народ...

Я ему сказал: У нас теперь большая проблема. Во-первых, непонятно, как отделить политический режим от государства. Ведь Конституция была изменена в 2020 году и был референдум. И теперь «вот это все» и есть «государство». Во-вторых, непонятно, как отделить народ от политического режима. Вы же понимаете – и тут я тоже лукаво встречно улыбнулся, как бы апеллируя без слов к нашему с ним общему поколенческому опыту, – что мы – прекрасный народ, у нас яркая культура, широкая душа и все такое, но это если употреблять слово «народ» не в политическом смысле...

Тут он сразу откликнулся и прекрасно понял, что я хочу сказать. Поскольку мы оба с ним прожили часть жизнь в «народных демократиях» (до 1991 года).

О да! – воскликнул мой польский ровесник. – Одно хорошо: теперь и вы и мы можем сесть на машину и поехать куда хотим. Не нравится мне здесь, я сел и поехал работать куда угодно, – и он махнул рукой в сторону географического запада, – а ведь «тогда» ни вы, ни я не могли этого. А теперь мы свободны!

На этой теплой ноте польско-российской дружбы мы стали с большой искренней симпатией прощаться, благодарить друг друга, мы погрузились в свою машину, он радостно махал нам на прощание, поскольку наш смолл-ток закончился полным прояснением для него первоначального абсолютно нелепой ситуации: зачем семья с ребенком и чешскими номерами переехала с лучшей стороны горы – на польскую.

А я еще десять минут по серпантину продолжал думать: какой же русские прекрасный народ, Дягилев у нас и Рахманинов... А маринист Айвазовский?! А Белка и Стрелка?! И все нас любят по всему миру, сразу вспоминают свои лучшие встречи с нами в разные годы – и тут мое лицо озарялось благостной улыбкой (буквально как у поляка). Да... Но в «политическом смысле» мы – народ-говно... (и тут мое лицо хмурело (буквально как у моего польского собеседника)...

И тут мы уже заехали на вершину горы, пересекли символическую границу Чехии и Польши, я закричал Марусе: «Мы – дома! В нашей родной Чехии! Сейчас будет наш чудесный горнолыжный курорт Снежка, лучший во всей Европе, и тащиться никуда не надо!».