Больной человек Европы

Я не знаю, читают ли в Кремле книги по истории, а надо бы. Исторические параллели, конечно, всегда хромают, но в эти дни, когда разгорается новая русско-турецкая война, пока что, слава Богу, в основном холодная, так и тянет сравнить нынешние события с делами давно минувших дней.

Вспомнить стоит не только доблестные виктории времен очаковских и покоренья Крыма, не только священный кагульский чугун, который обрушил на головы турок генерал-аншеф Румянцев, а потом воспел Пушкин, не только победы Суворова при Измаиле и Рымнике, но и другие эпизоды, значительно менее успешные как в военном отношении, так и в политическом.

Например, как начиналась Крымская война в 1853 году. Тогда Николай I вознамерился решить так называемый «восточный вопрос» — лишить вконец ослабевшую, по его мнению, Турцию балканских и дунайских владений. Были у Николая и гораздо дальше идущие планы: он примеривался к Константинополю и к святым местам в Палестине, находившейся тогда под властью Османской империи.

Николай благоволил Федору Тютчеву, консервативному публицисту, цензору, поэту и дипломату, поэтические достоинства которого, впрочем, вызывают сомнения у некоторых ценителей русской литературы, а дипломатические заслуги точно многократно преувеличены.

Однако в чем Тютчев точно преуспел — так это в умении резонировать не до конца осознанным и не четко сформулированным мыслям и настроениям «первого лица», за что был осыпан царскими милостями и щедрыми премиями, чем также предвосхитил нынешних идеологов «вставания с колен».

Тютчев рисовал захватывающие перспективы: «великая православная империя», «возвращение Константинополя», «воссоединение двух церквей, восточной и западной», «православный император в Константинополе, повелитель и покровитель Италии и Рима», «православный папа в Риме, подданный императора».

Да что Тютчев! Другой Федор — Достоевский в одном из всего трех когда-либо написанных им стихотворений, «На европейские события в 1854 году», верноподданническим образом призывал русского царя прибить свой щит к вратам Царьграда!

Нас миллионы ждут царева слова,

И наконец твой час, господь, настал!

Звучит труба, шумит орел двуглавый

И на Царьград несется величаво!

Николай же, в свою очередь, писал, что «ежели флот в состоянии поднять в один раз 16000 человек с 32 полевыми орудиями, при двух сотнях казаков, то сего достаточно, чтобы при неожиданном появлении не только овладеть Босфором, но и самим Царьградом» — тут император выступил прямо-таки предтечей одного нашего современного горе-военачальника, обещавшего взять Грозный одним парашютно-десантным полком!

Но тогда поначалу все складывалось успешно — русские войска вошли в Молдавию и Валахию, адмирал Нахимов сжег дотла турецкий флот в Синопской бухте, в Петербурге и Москве кричали женщины «ура!» и в воздух чепчики бросали.

За ура-патриотическим подъемом последовал весьма плачевный поворот событий — к великой неожиданности для Николая I англичане отказались обсуждать его циничное предложение о разделе заморских владений Турции — император предлагал, чтобы Англия забрала себе Египет, а России отошли бы Валахия, Сербия, Болгария.

Более того — вскоре Англия и Франция выступили против России на стороне Турции. Это был первый случай в мировой истории, когда европейские христианские державы вступили в войну против другой европейской христианской державы на стороне мусульманской страны. Англичане и французы категорически не хотели усиления России на Балканах и Ближнем Востоке, а русские политики и дипломаты это просто проморгали.

К тому же Николай I не верил, что английские и французские войска сумеют организовать успешную военную экспедицию за многие тысячи километров от родных берегов. Он также отказывался понимать, что в военно-техническом отношении Россия безнадежно отставала от Запада — у англичан и французов уже были паровые корабли и нарезные винтовки, по дальности стрельбы втрое превосходившие русские гладкоствольные ружья. Ни боевой опыт, приобретенный русской армией за десятилетия Кавказской войны, ни мужество и храбрость русских солдат и офицеров не смогли компенсировать это отставание.

Третья тогдашняя великая европейская держава, Австро-Венгрия, которую Николай I считал своей верной союзницей, которой он только что помог подавить революцию в Будапеште, не вспомнила о той услуге, в войну, правда, вступать не стала, но политически поддержала англо-франко-турецкую коалицию. Затем к коалиции присоеднилось Сардинское королевство. Вслед за ними и Пруссия пригрозила также вступить в войну против России. Оказавшись в полной дипломатической изоляции, Россия была вынуждена фактически капитулировать — пойти на переговоры с союзниками, которые завершились подписанием унизительного Парижского мирного договора.

Севастополь лежал в руинах. Русская армия потеряла свыше 100 тысяч человек убитыми и ранеными, а всего потери, включая жертвы среди мирного населения составили до четверти миллиона человек — по тем временам это была огромная цифра.

Но еще хуже — Россия потеряла Бессарабию, территории в Закавказье, приобретенные еще при Екатерине II, протекторат над дунайскими княжествами, лишилась исключительного покровительства над христианскими подданными Османской империи и — самое унизительное! — права держать военный флот на Черном море. Это был первый в истории случай, когда великая держава была принудительным образом демилитаризована — даже Франции после поражения Наполеона не было запрещено иметь армию и флот. Финансы империи пришли в полное расстройство, рубль обесценился более чем вдвое.

Да, чуть не забыл — в разгар войны Николай I, потрясенный политическими и военными неудачами, от расстройства в бозе почил. По Петербургу ходили слухи, что царь принял яд, будучи не в состоянии пережить унижение от поражений — по другой версии, фактически убил себя, отправившись в мороз, сильно простуженным, принимать военный парад.

Не было худа без добра — новый император Александр II вынужден был срочно начать реформы, в том числе — освободить крестьян от крепостного рабства, реформировать судебную систему, армию, систему народного просвещения, создать местные выборные органы сословного представительства — земства, амнистировать политических заключенных, вернуть из ссылки декабристов и петрашевцев, ослабить цензуру, начать искать взаимопонимания с Западом.

Спустя двадцать лет после поражения в Крымской войне Россия взяла реванш, отвоевав у Османской империи в войне 1877-78 гг. почти всю ее европейскую территорию, но Константинополь не взяла — опять вмешались Англия и Франция.

После второй мировой войны СССР снова попытался прибить щит к вратам Царьграда — пересмотреть конвенцию Монтре, установить контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, предъявил Турции территориальные претензии. Закончилось это все тем же — снова Запад вступился за Турцию, в ускоренном порядке принял ее в НАТО и сделал ближайшим своим союзником на Ближнем Востоке — с одной из самых мощных в мире армий, с американскими ракетами, с американскими базами, где до сих пор размещается американское тактическое ядерное оружие.

Точно так же в наши дни давление на Турцию со стороны России лишь ускоряет процесс ее дальнейшего сближения с Евросоюзом, членства в котором она добивается много лет.

Когда-то Путин уверовал в то, что стоит начать гибридную войну против Украины — и она развалится, и пол-страны упадут к его ногам. Не случилось. Интересно, он так же верит теперь, что на этот раз добьется успеха в другой гибридной войне — информационной, психологической, санкционной, визовой и т.д. — против Турции?

Когда-то Николай I называл Турцию «больным человеком Европы». Сегодня Турцию, конечно, не назвать совершенным демократическим государством европейского образца, но со здоровьем у нее в целом все в порядке.

Больной человек Европы — совсем другой. И вы его знаете.

Источник: "Эхо Москвы