Бежавший в Украину Бубеев: Я не хочу быть гражданином полулюдоедского государства

В родной Твери электрика Андрея Бубеева на 2,5 года посадили в тюрьму за перепост в соцсети Вконтакте. Список его «френдов» там - всего лишь 14 человек. Жена, которую Андрей называет не иначе как Настена, тогда заочно получала образование учителя младших классов и воспитывала 3-летнего сына.

Сейчас Андрею - 41 год, Насте - 24, Огнеяру - 5. О своей семье говорят: «24 на 7 мы практически при всех возможностях вместе». В Киев они приехали с двумя рюкзаками за плечами. Переезд свой называют «эвакуацией».

В интервью Цензор.НЕТ семья Бубеевых рассказала, что им пришлось пережить в России.

«Нашлись «доброжелатели», которые накатали заявление». Дела за перепосты

Занимались какой-то общественной деятельностью?

Андрей: Нет. Просто жили сами по себе, в своем маленьком уютном мирке. Много читали, очень часто вслух...

Настя: Устраивали такие семейные чтения! (смеется)

Андрей: Фильмы мы смотрели, ходили в походы, катались на велосипедах. Ярик был совсем маленький, мы его привязывали в слинг, и за город ехали на велосипедах - километров за 20, через леса.

А как вы реагировали на украинский Майдан?

Андрей: Когда эти события начались, я активно стал ими интересоваться. Хотел для себя разобраться…

Настя: Еще до Майдана мы достаточно глубоко копали историю Древней Руси, историю славянской культуры, мифологии. Всегда интересовались общеполитической ситуацией в мире, вокруг. И все, что было интересно, Андрей просто перепощивал себе на страничку в ВКонтакте, чтобы потом на досуге почитать то, что он не успевает. А когда начались события Майдана, мы поняли, что не можем молчать! Вранье и пропаганда из телевизора отличались от того, что люди в соцсетях размещали, от того, что мы видели на веб-камерах. Ведь мы смотрели прямые включения с Майдана. И это вранье, конечно, возмущало донельзя.

И что вы делали?

Настя: Нашей задачей было найти правдивую информацию. В конце мы до нее докопались. И просто было желание сохранить для себя эту информацию, может быть, привлечь внимание своей узкой аудитории.

Андрей: Мы хотели нашему узкому кругу общения сказать: ребята, смотрите, что происходит. Совершенно неадекватно то, что несет официоз. Это просто вранье, абсолютно наглое, грубое вранье. Называют белое черным, черное белым. И, конечно, это мнение шло вразрез с официальной пропагандой и вразрез с абсолютным большинством населения, которое эту пропаганду потребляет.

И писали об этом в Вконтакте?

Андрей: Да. Я был как бы в оппозиции к мнению большинства, особенно в Твери. По этому поводу было много ругани. И нашлись какие-то «доброжелатели», которые накатали заявление в правоохранительные так называемые органы, которые заработали на этом свои звездочки.

Вы подозреваете, что кто-то донос написал?

Андрей: Я точно это знаю. Группа этих людей даже на тверском телевидении с закрытыми лицами появлялись.

Настя: Они занимаются мониторингом в интернете, разыскивают тех, кто оппозиционно относится к власти. Они специально провоцируют какую-то ругань. Интернет-провокаторы. А потом силовики возбуждают уголовные дела.

Вам инкриминировали «призыв к экстремизму». Вы призывали в своих постах кого-либо к чему-либо?

Андрей: А в том-то и дело, что нет. Я призывал бы, если бы был блогером! Это личная страничка, никому не известная, подписанная настоящим именем…

Настя: Там был репост, например, новости о том, что на границе с Украиной разместилась «колонна фашистского агрессора», т.е. Российской Федерации. И саму фразу «колонна фашистского агрессора» следователи назвали призывом к экстремизму в отношении соцгруппы - российских военных.

Андрей: А по сути там о вторжении российской армии на территорию Украины было.

Уточню. Вы сами писали пост или перепостили чей-то?

Андрей: Я сделал репост! Зачем я это сделал? Вот идет новостная лента, интересные материалы попадаются, и чтобы они не убежали вниз, я просто перепостил себе на страничку. Закладочку себе, грубо говоря, делаю. Вечером прихожу с работы и это все читаю. Я и говорил на суде: если бы не было интернета, я бы из газеты делал вырезки и складывал в папочку, вот и все. В чем призывы-то? А если бы хотел призывать, я бы группу создал, набрал бы 100 тысяч подписчиков и там бы все это размещал.

Как происходило ваше задержание?

Андрей: Сначала они в квартиру к нам пришли. В 7 часов утра какая-то непонятная группа людей в штатском долбит в дверь. Мы не открыли, сделали вид, что нас дома нет.

Настя: Потом приходили в квартиру моей мамы. Потом обыск был. А через несколько дней все-таки выцепили меня и вызвали в Следственный комитет, где в совершенно грубой форме пытались доказать, что мы в 2011 году вступили в батальон «Айдар»…

Андрей: Которого в 2011 не было вообще!

Настя: Да! Просто в 2011 году мы ездили в Украину.

От вас требовали этого признания?

Настя: Они пытались меня убедить в том, что мы чуть ли не вступили в этот «Айдар», что мы сотрудничаем плотно с «Правым сектором». Угрожали, что, если я им какую-то инсайдерскую информацию не выдам, маму с работы уволят. Постоянный поток наездов был, а я еще и болела тогда, у меня ангина была… Они просто написали лист, мне показали, типа «будете вы это подписывать?» Я говорю: я это подписывать не буду.

И уехала с ребенком на дачу. Андрей тоже приехал к нам на дачу. Это было в воскресенье вечером, мы даже были настроены пойти к ним разобраться в понедельник. Но не успели, потому что в тот вечер его заметила соседка, которой до этого сотрудники полиции сказали, что Андрей кого-то убил. И хотя человек знает нас довольно давно, семью, но тем не менее все равно она в эту историю поверила. Когда она увидела Андрея, сочла своим долгом позвонить.

Вас фактически сдала соседка?

Настя: Ну да.

Андрей: Нормальный 37-й год…

Настя: Самое страшное то, что когда прибыли сотрудники захвата, они нам объяснили, за что его, собственно, задерживают. И услышав, что Андрей поддерживает Украину, что вопрос в экстремизме, эта соседка своему отцу говорит: «Ну, мы правильно милицию вызвали, так ему и надо, он ведь Украину поддерживает!» Это же середина 2015 года, самый пик пропаганды. Поэтому они и одобряли, что за человеком пришли несколько вооруженных людей в бронежилетах, касках, с бесшумным оружием...

От вас требовали признания?

Андрей: У меня был адвокат государственный, который толком не работал, ему было важно быстрее закрыть дело, а я юридически совершенно ничего не понимал. Он мне сказал: «Давай ты все признаешь, быстрее закроют дело. Скорее всего, тебе штраф нарисуют или там «условку» дадут». Я согласился. Хотел, чтоб быстрее все закончилось, и не понимал, насколько это серьезно.

Настя: Но, несмотря на признательные показания, все равно получился реальный срок…

Андрей: Меня обманули, сказали: «так как ты уже сюда попал, уже не открутишься, просто давай минимизируем все, ты признаешься, дело не будет расследоваться, просто ограничится штрафом и ты выйдешь отсюда».

Сколько получили вместо обещанного условного срока?

Андрей: Год колонии-поселения. А спустя 10 дней после приговора прокуратура подала апелляцию, просила ужесточить приговор. Они посчитали, что года мало, требовали 3 года колонии-поселения. Был второй суд, уже областной. Но там почему-то судья решила оставить приговор без изменения – т.е. год колонии-поселения оставить. Но те, кто заказал это дело, не успокоились: и они возбудили еще уголовное дело! Две новых статьи мне дали!

Что на этот раз?

Кроме дела по 282-й статье Уголовного кодекса, они возбуждают дела по статьям - 280 и 280.1. Это разные статьи. 280-я - это призывы к экстремизму, а 280.1 - призывы к нарушению территориальной целостности Российской Федерации. Первое дело вел Следственный комитет, а второе дело – уже вело ФСБ.

Сколько между ними времени прошло?

Настя: Один приговор в силу вступил и тут же пришли оперативники и под нос сунули бумаги, что есть второе дело.

Давайте по порядку. В первом деле вам вменяли обвинение за репосты каких статей?

Андрей: Я перепостил картинку-демотиватор, изображение российского флага и подпись что-то вроде «Уходите, оккупанты, с чужой земли». И плюс репостнул новость, в которой сообщается, что танки и бронетехника Российской Федерации стоят у границ Украины. В этой новости видео было, люди просто снимали на телефон.

Настя: Может, если бы было расследование, были бы какие-то экспертизы, и мы бы доказали, что не было никаких призывов…

Андрей: Та вопрос не в том… Что значит призывы? Когда вор ворует, а кто-то кричит «держи вора» – это что призыв ненавидеть воров получается?

Второе дело - за призывы к экстремизму и нарушению территориальной целостности - за какие публикации завели?

Андрей: Во-первых, я опубликовал картинку - изображена рука, сдавливающая тюбик с зубной пастой, и написано «Выдави из себя Россию». Хотя эта картинка была нарисована в свое время против Запада. Там был американский флаг, и надпись «Выдави из себя Запад», а тут Мырзин (Антон Мырзин, художник из Перми, которого обвиняли в РФ в экстремизме, - ред.) – известный человек, который тоже уже спасся в Украине, – переделал картинку на «Выдави из себя Россию». Помимо безобидного демотиватора я перепостил статью Бориса Стомахина (Борис Стомахин - российский публицист, осужденный несколько раз в РФ за экстремистскую деятельность и разжигание вражды, - ред.) под названием «Крым – это Украина».

Второе дело возбудили. Требовали тоже признания?

Андрей: Они хотели пойти по тому же самому сценарию. Но я уже понял, что меня обманули по первому делу, и я уже не признал никакую вину. Во-первых, я совершенно не чувствовал себя виновным и не чувствую. Во-вторых, если признать то, что я призывал к нарушению целостности Российской Федерации, это значит, что я признаю, что Крым российский. А это просто личное оскорбление! Я никогда бы не признал Крым российским, потому что это банальная оккупация. Или аннексия, если хотите.

И на этом этапе Настене удалось достучаться до правозащитных организаций, они подключились, началась раскрутка медийная. И самое главное, что правозащитники предоставили мне очень хорошего сильного адвоката.

Адвокат помог?

Да для наших судов это ничего не значит! В деле нет ни одного доказательства. Дело было основано на результатах оперативно-розыскных мероприятий, которые согласно российскому УПК не могут являться доказательствами. Более того, материалы были настолько насквозь поддельными, что во время чтения на суде журналисты смеялись.

Например, акт осмотра моей страницы в Вконтакте от 12 февраля 2015 года содержит публикации, датированные маем 2015-го! То есть из будущего! Адвокат говорит: «Смотрите что!» Судья смотрит - и правда. Судья говорит прокурору: «Как вы можете объяснить, почему у вас в февральском осмотре публикации за май?» Тот говорит: «Не могу объяснить». Все в зале: га-га-га. Абсурд. Бред. Но в конце, видимо, было задействовано телефонное право, судье кто-то позвонил. Видно было, что стыдно читать приговор. Он его оттараторил и убежал. Молодой судья, парнишка, не больше 30 лет.

И сколько дали?

Андрей: Добавили. По совокупности получилось 2 года и 3 месяца колонии-поселения. Мы еще пытались обжаловать приговор, и пару месяцев я просидел на этом же Тверском централе, уехал в колонию-поселение уже в конце августа, хотя суд был в мае

 «Я мог людям донести правду. Этим я был опасен». Две колонии

Расскажите об условиях содержания в колонии-поселении?

Андрей: Это тюрьма. По сути почти ничем не отличается от колонии общего режима. Там то же проживание в бараке, те же двухъярусные кровати, свободы тоже там никакой. Отличие от общего режима лишь в том, что можно ходить в своей гражданской одежде, а сверху надевать жилетки оранжевые с биркой. Ну и в колонии-поселении ходят деньги наличкой, можно ходить в магазин, в обычной тюрьме - деньги лишь на счетах.

Но нет такого, что вот захотел в магазин и пошел, нужно найти сотрудника, он соберет группу и сводит нас, когда будет свободен. Но выбор там убогий. На этом разница заканчивается. В остальном все так же, как и в тюрьме: подъем-отбой, пять построений за сутки и свобода в пределах локального сектора, т.е. барак и огороженный дворик, все. Никуда больше ходить нельзя.

Там на вас оказывали давление?

Андрей: Буквально через 2-3 дня после того, как я туда попал, приехали сотрудники ФСБ, рассказали про меня начальнику этой колонии. И тут меня обозначили политическим врагом, стали относиться не так, как ко всем другим заключенным. С сидельцами совершенно ровные нормальные отношения были. В колонию-поселение обычно попадают ДТПшники и алиментчики, это не злодеи, не убийцы. Но администрация относилась ко мне не ровно.

В чем это проявлялось?

Андрей: Более тщательный досмотр проводили, пытались в моей тумбочке найти что-то запрещенное, чего там в принципе не было. Когда не нашли, оформили мне нарушение, что у меня там запрещенные медикаменты. Хотя они же мне их пропустили! Они лежали в тумбочке, потому что мне администрация разрешила их иметь. Витамины обычные! По этому поводу составили на меня акт. И подобных актов у меня собралось за все время больше 70 или 80, поэтому я стал у них злостным нарушителем в конце концов.

Но не били?

Андрей: Нет. Там не били, там просто нервы трепали. Что касается физического насилия, то мне повезло. Я за все время нигде практически не попал. Однажды только, переезжая из колонии-поселения в колонию общего режима, попал опять в Тверской централ. А там как раз сменилось начальство, пришли людоеды. Там немножечко я попал под раздачу: вновь въезжающих просто надо попинать, чтобы жизнь медом не казалась, чтобы поняли, куда приехали.

А на общий режим вы почему попали?

Андрей: А навыдумывав таких нарушений, меня признали злостным нарушителем режима, и колония-поселение ходатайствовала в суд, чтобы мне сменили меру наказания - и меня перевели в колонию общего режима.

Сколько вы там пробыли?

Андрей: С середины января 2017-го по конец августа, больше полугода. Оттуда уже вышел на свободу.

А как вам в колонии общего режима было?

Андрей: Это был город Торжок. Хотя общий режим считается жестче, но по быту там было лучше, чем в колонии-поселении. Но это особенность именно колонии Торжокской и колонии-поселения в Лыкошино, которая была.

В чем именно проявлялись эти лучшие условия в быту?

Андрей: В колонии-поселении на 70 человек было одно помещение, баней его сложно назвать, в нем - три краника, торчащие на уровне пояса, из которых вода тонкой струечкой течет. Чтобы помыться, под него нужно было залезть. На 70 человек – три краника! А в обычной колонии хотя бы душевая была, этих кранов много и нормальная вода. Там можно было помыться.

Кормежка в колонии-поселении была хуже раза в два. А в Торжке по крайней мере не голодали. Еда, хоть и убогая, но есть: каши какие-то, сечка, гречка…. Хотя нет, гречка – это круто было... Сечка, ячка, овес какой-то нечищеный с ногтями… Но можно было пойти попросить добавки, если она оставалась. Хлеб гораздо лучше был. Колония-поселение еще в месте находилась специфическом - вокруг болота гнилые, леса, глушь, сырость, комары – жуть. Место, конечно, очень депрессивное.

А в колонии общего режиме как к вам относились?

Андрей: Администрация – так же. К ним сразу приехал человек, рассказал, что я враг. Они понимали, что я человек умный, видели во мне опасность.

В чем?

Андрей: В том, что я мог людям донести реальную правду. Этим я был им всем опасен и вообще всему государству. Боялись, что я могу людям открыть глаза, а это никому не надо. Вот вам телевизор - смотрите, вам там расскажут, как жить. Поэтому собственно я сидел не в обычной камере, а на спецблоке. Там содержалось плюс-минус 18-25 человек, самые отъявленные «отрицалы», которые отсиживали в основном по 10-15 лет. И вот я среди них.

Но меня туда закрыли, чтобы не общался с людьми, не рассказывал ничего, ни о своем абсурдном деле, ни о бытовых каких-то вещах... Российскому режиму нужно, чтобы люди были глупые, послушные, слабые и немножко больные, чтобы они не представляли опасности. Вот и все.

А как к вам относились сокамерники?

Андрей: Конфликтов практически не было, как ни странно. Люди индифферентны совершенно, аполитичны. Они все - по крайней мере, те, с кем я сидел, - не знают, что происходит, знать не хотят. У них в голове пропаганда, но им по большому счету плевать на все это дело.

«Он рисовал комиксы, что станет человеком-пауком, проберется и спасет папу». Семья

Настя, а как вы отреагировали на это задержание?

Настя: Тяжело. Андрей - не просто муж, он мой лучший друг и в принципе у нас кроме друг друга никого как не было, так и нет. Поэтому когда все это случилось, у меня просто был шок. Было ощущение, что у меня обе руки и обе ноги оторвали, и я не знаю, куда мне двигаться дальше, что мне делать. И плюс еще в день ареста Андрея ребенок у меня травмировался, голову разбил.

Как это произошло?

Настя: После обыска следователи оставили бардак, и подвал в дачном доме был приоткрыт. Это по сути дырка в полу посреди комнаты. Так получилось, что мы после обыска с ребенком еще долгое время были на улице, и только когда начало темнеть, пошли в дом. И Огнеяр побежал первый (мне просто даже в голову не приходило, что могут оставить так просто) и упал в эту дырку.

Голову разбил о кирпич. Через несколько дней сказал мне: «Мама, я не вижу». Ему три года было. После травмы - серьезные последствия на глазах. Сейчас он носит очки. Мы уже два года лечим, ходим на физпроцедуры, курс уколов делаем, кучу обследований всяких прошли, самое страшное уже позади.

А где вы работали?

Настя: На тот момент я училась, у меня не было работы. После ареста мне пришлось срочно с учебы уходить и искать работу. У меня высшего образования нет, и нужно было с ребенком сидеть. Поэтому единственный вариант для меня был вернуться в рекламное агентство, в котором я еще со школы работала. Вернулась туда работать промоутером.

А как Огнеяр отреагировал на это?

Настя: Все это на его глазах происходило. Ему тогда было три года, а он до сих пор помнит, что у него папу забрали дядьки злые, посадили в машину и увезли. И он всегда был убежден, что папу взяли в плен. И он все время придумывал сказки различные, рисовал комиксы, что станет человеком-пауком, проберется и спасет папу. Я сама переживаю, а тут еще ребенок говорит: «Давай я пойду, проберусь…» Тяжко очень морально.

И с Андреем же общения нет никакого, свидания нам не давали. Мы только переписывались. В каждом письме он рисует папе какие-то картинки в письмах. Так и проходила наша жизнь - от письма до письма.

А как отреагировали родственники, друзья, соседи?

Настя: С друзьями проще, потому что их у нас было минимальное количество. Те, кто были с нами тогда, они с нами и сейчас остались. Даже если у них какие-то другие взгляды на жизнь, то все равно мы друг друга поддерживаем.

Андрей: Это человека 2-3 максимум…

Настя: А родители изначально не поддерживали нас. Еще более негативно стали относиться к нам после того, как узнали, что мы все-таки в Киев уехали и возвращаться не хотим. Какие будут в дальнейшем наши отношения - не ясно.

Родители подвержены влиянию телевизора?

Андрей: Они из тех, кто смотрит телевизор, таких в стране 90%.

Это речь о родителях Насти?

Андрей: Да.

А ваши, Андрей, как отреагировали?

Андрей: То же самое абсолютно. Мне было заявлено: «Что ж ты так нас подвел?» То есть это я оказался виноватым. Типа, надо было быть как все, быть в этом стаде и не высовываться. А то, что я говорил правду, им не важно. Они - с той стороны системы…

«Российский режим воспитал из меня идейного украинца». Переезд в Киев

Как решили бежать?

Андрей: Решение о переезде в Украину было принято еще до того, как я в плен попал.

Вы это тоже пленом называете?

Андрей: Конечно! К правосудию это никакого отношения не имеет, это чисто вражеский плен. Ведь отношение ко мне было, как к врагу. Мол, идейный враг и радуйся, что тебя еще не расстреляли! Практически никто из администрации не скрывал своего такого отношения.

А почему еще до этого плена бежать решили?

Андрей: Уже понимали, куда катится страна, зомби. Мы просто не успели. Потом уже, конечно, в плену были мысли, может в Штаты податься, в Канаду. Настенка у меня собирала много информации, какие у нас варианты есть вообще, можно ли просить политубежище. Ну и каким-то образом созрела мысль, что стоит попробовать Украину. Потому что мы понимали, что в Украине мы будем своими, мы ведь на вашей стороне.

Настя: Плюс мы свои корни исторические связываем именно с этим местом.

Андрей: Да, кстати. Я же по деду - украинец наполовину. У меня дед из Житомирской области. А бабушка из Белгорода. А знаете, не зря у меня была картинка-троллинг, что Белгород - это Украина (смеется). В принципе, реально же Белгород он в состав Украины в 18-19-м году входил. Но вернусь к тому, что я наполовину украинец. Ментально мне, конечно, это очень близко. А особенно сейчас я себя россиянином, московитом, не чувствую никак. Единственное, что я мову не знаю, но думаю, что все я выучу.

Настя: Мы уже в процессе!

Андрей: Да, да. Трохи розумію, трохи розмовляю. Понимаете, российский режим воспитал из меня идейного украинца. Ну и в школе же я учился в Харьковской области.

Где именно?

Андрей: Харьковская область, Купянский район, поселок Куриловка. Отец служил там. Я не знаю, сейчас он уже, наверное, расформирован, а раньше там был военный городок – истребительная авиация. Именно же поэтому я вот скоро получу украинский паспорт!

Потому что на момент распада Советского Союза мы там жили, и по закону Украины «О гражданстве», люди, которые проживали на тот момент на постоянной основе на территории Украины, автоматически имеют украинское гражданство. Мы этим воспользовались.

А Настя?

Андрей: У Насти пока российское гражданство. Мне нужно сейчас получить паспорт украинский, я отказываюсь от российского гражданства однозначно. Не потому что здесь запрещено двойное, а потому что я сам не хочу быть гражданином того государства. Все. Оно для меня не просто чужое, оно для меня вражеское, потому что оно само объявило меня врагом народа. Причем же не только для правительства, для обычных людей я реально враг. Я не хочу быть гражданином полулюдоедского государства.

Настя, а вы будете пытаться получить украинское гражданство?

Настя: Насколько я понимаю, со временем, я могу как минимум получить вид на жительство здесь и на этом основании пребывать в Украине.

Андрей: У Настенки пока документы все российские в порядке, действуют. Но если получится поменять гражданство ей, будем менять однозначно.

А как пересекали границу?

Андрей: На поезде «Киев-Москва». Обычно. А вот из Твери мы выбирались тайными тропами. Была опасность, что на вокзале нас просто арестуют. Потому что в день, когда я вышел из колонии, нас задержали на вокзале. Мы были с Настенкой, с нами два украинских журналиста канала «Украина». Ребята у нас брали интервью, и после мы их провожали на вокзал. И тут подходят сотрудники полиции (человек 6 или 7), окружают, просят наши паспорта, забирают у всех четверых документы и долго решают по рации, что с нами делать: два украинских журналиста и политзаключенный.

То есть в первый же день нам было дано понять: ребята, это все не закончилось. И мы реально эвакуировались, потому что дальше они могли, что угодно придумать на нас, подбросить наркотики, например.

Как в итоге из Твери выбирались?

Андрей: Нам пришлось вызывать из чужого района такси, ехать за несколько остановок, на полустанке садиться на электричку, ехать тихонечко в Москву. В Москве мы уже поехали в украинское консульство, там как раз документы должны были быть готовы.

Какие документы?

Андрей: Вот это удостоверение

Настя: В начале лета я сделала запрос от имени Андрея на подтверждение его гражданства или возможного восстановления. А за день до его освобождения пришел ответ из Украины - подтвердили, что у Андрея сохранилось украинское гражданство. Вот в консульстве это удостоверение нам и выдали.

Андрей, где вы здесь остановились, чем планируете заниматься?

Андрей: Пока у знакомых. Сейчас нужно документы получить, полностью оформиться. А потом, я бы хотел, наверное, к электрике уже не прислоняться. Хотел бы заниматься общественной деятельностью. Хотелось бы помочь людям, которые еще там остаются, тем, кто пойдет нашим путем…

Мне очень жаль тех, кто остается в этом Мордоре, ведь если они оттуда не уедут, их система сломает, перемелет. Еще не 37-й год, еще не расстреливают, но скоро будут. Я практически в этом убежден. Поэтому я призываю всех вменяемых людей оттуда эвакуироваться… Там их не так много.

Андрей, вы же уезжали по сути осознавая, что в ближайшее время не вернетесь на родину?

Андрей: Я туда вообще не собираюсь возвращаться до тех пор, пока большая часть населения будет поддерживать ту систему ценностей, которую поддерживает. Потому что все это зло – не от внешней системы, не от какого-то Путина мифического (одна из версий, что реальный Путин умер несколько лет назад, там бригада клоунов, которая его заменяет и бегает!), а это население порождает зло, население жаждет крови.

То есть вы навсегда в Украину?

Андрей: Навсегда. Я сам постараюсь выучить мову, признаюсь, я даже не хочу на российском языке говорить… Может, это личная обида, какая-то рефлексия, но мне неприятно иметь что-то общее с теми людьми, зная, какие они.

Как вас встретила Украина, эмоционально какие ощущения?

Андрей: Ощущения очень здоровские! Человек, который нам помог, встретил нас на вокзале. Еще и погода была такая хорошая… Знаете, человек из зачумленной территории, из зомбиленда вырвался, и тут люди, живые! Там - зомбиленд. Причем, по доброй воле.

Я не верю, когда кто-то говорит, что он чего-то не знает. Это можно было не знать в 30-е годы, когда неграмотные были. Сейчас у каждой бабушки телефон с интернетом, сейчас нельзя не знать. Когда начинаешь плотно разговаривать с людьми, оказывается, что все они знают.

Сначала они говорят: «Да нет, Россия с Украиной не воюет, если бы мы захотели, мы бы давно всех победили!» А потом: «Ну да, у меня там брат, сват, кум воевал, ну а че? Это ж наша территория!» Этот имперский шовинизм, эта агрессия – это прямой путь к Третьему Рейху. Эта накачка великодержавных понтов, реального экстремизма выльется или в гражданскую войну внутри, или в большую войну вовне.

Ведь ненависть, которой накачивают в стране, она ж не растворится. Люди жаждут крови и надо где-то эту кровь найти. И они ее найдут. Население! Повторяю – не правительство. Правительство накачало население, и теперь это уже внутри бурлит. Грустно. Очень грустно.