Про смерть одіозного російського священника Чапліна та право на зловтіху

Мовою оригіналу

Смерть Чаплина, которого я совершенно не знал и к которому я абсолютно не имею никакого отношения и в общем равнодушен как к его существованию, так и к факту его смерти, так точно так же цинично и справедливо будет, когда я уйду из этой жизни, ко мне будут абсолютно равнодушны. Как ни странно, это элемент некоей дискуссии.

Ты знаешь, что в связи со смертью всяких разных товарищей всегда страшная дискуссия, как относиться к их уходу. Как судить о человеке – по тому, что он делал, и когда он умер, вытаскивать то, что он делал, говорил, и говорить «туда ему и дорога», хотя мы не знаем, куда это дорога. Или действительно, отрезая слова, о которых сказала Лиза, которые есть в оригинале и говорить: ну, человек ушел и ушел, и давайте о нем вообще не говорить.

Ответа тут, наверное, нет, но часто человек говорит сам за себя. Кроме того, у меня есть такой тезис, — я не знаю, как люди жили раньше, но мне кажется, человек имеет право на злорадство, имеет право на оценку тех людей, которые жили рядом с ним и которые что-то делали. Потому что то, что они делали, влияло на нашу жизнь.

Чаплин наверное на мою жизнь никак не влиял, но другие ушедшие товарищи — влияла их жизнь на меня – когда они принимали какие-то законы, выступали, руководили общественным мнением. Это все влияло.

И вот я открыл фразы – казалось бы, он далек, Чаплин, от нашей жизни. Это был церковный деятель, не поладил с Кириллом. Но как в известном анекдоте про Ленина, где Ленин на вопрос, почему он опять ушел в шалаш в Шушенское, он говорил: а куда девать мысли?

Вот несколько мыслей о Моцарте. «Я не люблю Моцарта, считаю, что в значительной степени это Бритни Спирс своего времени за исключением отдельных гениальных озарений он писал однообразные попсовые вещи», — так Чаплин говорил о Моцарте.

Потом он рассуждал о научном мировоззрении: «Надо, наконец, развенчать химеру так называемого научного мировоззрения. На твердые факты могут опираться лишь естественные науки в некоторых своих аспектах, а также в известной степени история. В то же самое время наука не может со стопроцентной фактологической убедительностью объяснить происхождение мира. Она теряется в догадках относительно важнейших элементов устройства Вселенной».