Что год послал

Кто устроил кровавую бойню на Институтской? Кто были эти снайперы? Кто отдавал им приказы? Почему вечером 21 февраля Виктор Янукович бежал из Межигорья? У него просто сдали нервы? Или между подписанием не проживших и суток договоренностей об урегулировании кризиса и бегством Януковича произошло нечто такое, о чем мы просто не знаем?

Правда ли, что у Януковича состоялась тайная встреча с Владимиром Путиным, во время которой президент России отказал ему в дальнейшей поддержке? Почему, выступая на пресс-конференции в Ростове-на-Дону, Янукович вдруг взял и даже не сломал — буквально раздавил зажатую в кулаке авторучку?

Почему так легко отдали Крым? Почему при появлении первых сообщений о перемещениях российских военных на территории полуострова, о “вежливых зеленых человечках”, об активизации сепаратистских сил в Крыму не были предприняты срочные меры по усиленной охране важнейших воинских и гражданских объектов и коммуникаций? Только ли прежние крымские власти во главе с Анатолием Могилевым несут за это ответственность? И что, кстати, случилось с Могилевым?

Почему после того, как 1 марта Совет федерации РФ принял постановление, разрешающее Путину использовать вооруженные силы на территории Украины,— что, по сути, было равнозначно началу необъявленной войны — власть в Киеве словно продолжала пребывать в оцепенении? Думала, что блефуют и что не посмеют? Или сознательно отказалась от борьбы за Крым?

Почему все повторилось в Донбассе? Неужели после Крыма сложно было предвидеть, как будут действовать группы пророссийских боевиков? Разве было неясно, что так называемые ополченцы начнут первым делом захватывать административные здания, местные отделения милиции и СБУ, чтобы поживиться хранившимися там боеприпасами и оружием? Власть была растеряна? Не хватило политической воли? Или это прямая измена? Или в ее распоряжении действительно не было ни сил, ни средств, чтобы остудить пыл новоявленных борцов за Новороссию?

Интересует, например, и то, почему все‑таки случилась катастрофа под Иловайском и кто за нее ответит?

Список неудобных вопросов можно продолжать. И они касаются не только действий украинских властей в ситуации кризиса, продолжающегося почти год.

Есть множество вопросов и к европейцам, и к американцам. Я не спрашиваю, почему США и их союзники в Европе тянут с оказанием военной помощи Украине. Понятно — боятся эскалации войны в центре Европы. Я не спрашиваю, почему они так долго раскачивались с введением санкций против России. Слава богу, раскачались.

На Западе вообще долго не могли осознать всего масштаба перемен, случившихся после того, как Путин, словно великий комбинатор на сеансе одновременной игры в Васюках, почувствовав, что безнадежно проигрывает, решил смахнуть фигуры с доски, запустить ею в противника и дальше играть совсем не по правилам.

Никогда не забуду, как буквально за сутки до объявления об аннексии Крыма — я был тогда в США — один из самых авторитетных американских экспертов по Украине готов был биться со мной об заклад, что Путин никогда на это не пойдет. Понадобилось время, чтобы и в Америке, и в Европе, наконец, поняли: привычные шаблоны больше не работают.

Тем не менее вот простой вопрос: почему правительства стран Запада, а также представители НАТО, которые не устают повторять о том, что располагают более чем убедительными доказательствами военного вмешательства России в Украине, так и не предъявили ни одного подобного доказательства? Из опасения еще больше озлобить Путина? Но он, боюсь, и так уже озлоблен — дальше некуда.

И, наконец, главный вопрос — почему спустя десять месяцев после февральской революции реформы, которые так нужны Украине, пробуксовывают? Для ответа на этот вопрос, по‑моему, имеется достаточно информации. Только сформулировать его никто — или почти никто — не решается. Потому что придется идти против течения. Ниспровергать идолов. Уличать в некомпетентности, политическом безволии и даже в банальной коррупции героев недавних событий.

Часто говорят: оставьте историю историкам. И я, как историк по образованию и по призванию, готов с этим согласиться. Но ответы на базовые вопросы о событиях вчерашнего дня должны быть найдены как можно скорее.

Эти вопросы — не про историю. Они — про современность. “Граждане имеют право знать” — один из величайших постулатов, на котором зиждется сильнейшая в мире американская демократия, многократно обруганная, но от этого не переставшая быть таковой. Я убежден: без соблюдения этого правила невозможно двигаться вперед.