Левый – не интеллектуал

Еще недавно слово "левый" было прочно связано со словом "интеллектуал", но уже есть молодежь, для которой левый не может быть интеллектуалом, а интеллектуал не может быть левым. Оперившаяся научная эпоха с трудом терпит то обстоятельство, что все левые построения априорны. Ей надоело, что левый не может слова сказать, не заглянув в свои святцы, что всё у него на убеждениях, взглядах, на вере. Время идет, а он все поклоняется справедливости, как ее понимает, все настаивает, что действительность можно направить туда, куда ему хочется.

Левая умственная продукция – это вечные уловки, посредством которых тщатся преодолеть сопротивление материала, такого, прежде всего, как рынок. А рынок только то и делает, что все расставляет по своим местам. Эта грандиозная рутина завораживает всякий спокойный ум, но ум левого – он беспокойный. Он влечет человека "туда, где униженье, где грязь и мрак, и нищета". Как обрадовались "свободные мечтатели" наших дней, когда нашли выражение "рыночный фундаментализм"! Как заблестели глаза у русских левых, когда им было подсказано, что сентенцию "рынок все расставит по своим местам" можно произносить насмешливо! Что ж, посмейтесь сегодня у банкоматов и обменников.

Особый оттенок – в выражении "французские левые интеллектуалы". Французские – значит наиболее плодовитые, речистые, самоуверенные и одновременно дерганые – самые глупые, короче. В свое время им суждено было спасти честь человечества. Их участие в защите Дрейфуса – немеркнущее деяние. Но на их счету и порочные игры: с коммунизмом, сталинизмом, маоизмом, и "борьба за мир", которой они снискали отдельное презрение здравого советского человека. Братание с французами никому не идет только на пользу, как свидетельствует и недавнее воззвание в защиту Путина шестидесяти известных немцев. Не все из них левые по паспорту, но с кем поведешься… Надо, говорит Шредер со товарищи, уважать настороженность русских к НАТО, чувствительность России к украинским делам.

Людоеда привычно ставят на одну доску с волкодавом. У левых интеллектуалов это родовое. На все они смотрят с моральной точки зрения, притом наивысшей. В большинстве своем безбожники, они оказываются святее папы римского. Только навязчивая мысль о заведомой греховности всех может затмить разницу между агрессором и жертвой, между нынешним немецким порядком и, видимо, вечным русским.

Левый не может быть интеллектуалом хотя бы потому, что его не смущает доказательная критика. Если обычному исследователю предъявляются упущенные им факты, он краснеет до корней волос. С мыслью, как бы избежать этой неприятности, он приступает к работе. С левого же как с гуся вода. Факты против меня? Тем хуже для фактов. Логика не со мной? Тем хуже для логики.

Либералам было ясно с самого начала, что "Новый курс" не может оправдать всех надежд Рузвельта. Они пришли к этому логическим путем. Левым, да и то далеко не всем, потребовалась наглядность. Разговор с левыми невозможен. Зуд человеколюбивой демагогии. Так приглушается интерес к тому, что происходит на самом деле. На все замечания отвечают прямыми или косвенными моральными упреками. Вы говорите тому же Вендерсу, что он судит о вещах, о которых ничего не знает, а он отвечает, что любит мир во всем мире, из чего следует, что вы поджигатель войны. Не случайно в отзыве на воззвание своих шестидесяти соотечественников сотня подкованных немцев особо отмечает: вы, друзья, плохо осведомлены.

С другой стороны, много ли дотошности надо, чтобы разобраться в путинизме? В обыденном восприятии левизна – род идиотизма, часто, как и должно быть, милого. Русским друзьям Украины, например, говорят, что они, чтобы быть на высоте объективности, должны клеймить украинских отморозков-националистов. Отморозки далеко на обочине украинской жизни. Вы заметите, что это как-то подловато – ковыряться в отбросах страны, когда она отбивается от превосходящих сил агрессора? Вам ответят, что главное в жизни – резать правду-матку. Разве не мило? Обычный имперец, тот прям, как штык: национальное начало выжигать каленым железом, где бы оно ни проступило, в Украине – особенно. Левый же имперец, имперец-идиот, с правозащитной легкостью в мыслях необыкновенной, тот возвышенно скорбит, что революции на бывшем советском пространстве несут в себе "такую страшную составляющую, как национальный вопрос".

Да, правозащитная легкость в мыслях и чувствах. Вы спросите его, как он себе представляет независимость любого из осколков совка без заметного оживления там национальной жизни со всеми ее взлетами и гримасами, и услышите, что моральный закон должен быть выше всех прочих, что главное – не за что идет борьба, а как, какими методами. Расплывчатая и вместе с тем взвинченная идейность такого пошиба – это и есть сегодня левые.