Як сьогодні виглядає середній клас окупованого Луганська

Мовою оригіналу

«А ведь я долго выбирал, где мне жить», – сказал мне осенью 2014 года мой приятель-врач.

Знаете, есть такие люди в окружении, которые делают погоду. Поэтому, когда появились связь-свет, нужно было услышать не только, что твои знакомые живы, но и где они. Это оказалось как-то важно. Кто счёл Луганск жизнеспособным после лета 2014 года и остался в нём.

Есть у меня пара приятелей-врачей, которые к моему удивлению выбрали Луганск. Вот эту заглавную фразу один из них задумчиво и произнёс при мне. Я была уверена, что он выберет что угодно, только не Луганск – у него есть недвижимость в Крыму, где он и провёл то страшное лето. Но он вернулся.

Было видно, что возвращение было ценой немалых усилий – ехать в город без света и воды ему не хотелось. Из цивилизации возвращаться к заоблачным ценам, флягам с водой, отсутствию интернета. Я думала, почему он вернулся? Почему вернулся и остался? Ни о какой такой любви к дому или городу речь не шла и в помине. Держала недвижимость, купленная для всех членов большой семьи. Планировалась долгая и безбедная жизнь в Луганске. Такого сценария, как в то лето, 2014-го, никто не предполагал. Недвижимость кто-то должен проведывать, охранять, оплачивать. Проверять краны, носить на проверку счётчики, оплачивать за газ-свет. Ведь это не просто квартиры-стены, это квартиры, в которых есть всё для жизни. Отчего-то хотелось добавить – для долгой и счастливой.

Детей, как и многие, мой приятель вывез от греха подальше. Туда, где спокойно, не страшно, где есть будущее. А квартиры – «полная чаша» – оказались якорем в ногах. Не продать, не сдать. Да и за что продавать? За 15 тысяч долларов, как сейчас дают за трёшки? А мебель, а востренные шкафы, а кухни под заказ, а дизайнерские ремонты? Дети не успели даже пожить в этих квартирах.

Вряд ли дети вернутся. Из тех мест, куда их вытолкнули, редко возвращаются, даже если там не всё гладко. А дети в том возрасте, когда даже низкий старт даёт высокие результаты. Знаете, в возрасте до тридцати гораздо легче выучить язык и привыкнуть, чем под шестьдесят. Есть ещё пара «но», которые настойчиво удерживали дома – должность, пациенты, привычка. Хотя последнее вообще можно вычеркнуть сразу. Лучше худой мир, чем привычка жить в своём городе, где стреляют.

Мой приятель подошёл предельно здраво к тому, где жить. Там, где можно заработать. А с его специализацией при любой войне (и тем более с войной) пациентов будет немало. Как обычно, не прогадал. Искать, звонить, назначать встречи начали сразу же, как появилась связь. Привычным потоком потекли деньги за платный приём и назначения, индивидуальные сеансы, выезды на дом и прочее. Имя, знаете ли, много значит. Имя передают по цепочке. Да и конкурентов стало гораздо меньше. Быть стареющим беженцем в Израиле или человеком с именем в Луганске? Хотя даже не так. Зарабатывать или жить на пособие? Мой знакомый выбрал первое. И не прогадал.

Все примеры его ровесников, кто решился на выезд тем летом, были противоречивыми. На словах – всё нормально. Не бедствуют. Ходят на пляж, привыкают не работать. Но отчаянно тоскуют по своим запертым квартирам. И ни море, ни новые впечатления от новой страны не помогают справиться с этой тоской-бессонницей. Мой знакомый решил, что уехать сможет всегда, и остался в Луганске. Ни о какой любви к городу речь не шла. Хотя, конечно, школа, первые свидания, родительский дом, друзья… Но всё это можно хранить в памяти и фотоальбомах, а друзья все давно уже где-то.

Выехать к детям он смог уже через полгода. Потом ещё через полгода. Маршрут через Ростов он освоил, и вариант жить в Луганске и отсюда помогать детям его вполне устроил. Да, сейчас не то, что было до войны. Да, сложно. И недёшево летать через Ростов. Но если воспринимать это как издержки… Если пытаться искать в этом плюсы… Да и вообще, а что ещё остаётся?

Втайне он горд собой. Что даже при таком новом раскладе он при деньгах. Конечно, новые туфли по дороге домой он уже не покупает. И те магазинчики, где ему откладывали брендовые носки по цене туфель, так и не открылись. Но тем лучше! Теперь он покупает обновки в поездках к детям, где растут внуки, мужают дети, обрастая связями, набивая шишки, пуская корни. А выделяться в Луганске сейчас ни к чему.

Таких, как этот знакомый, у меня будет человек пять. Те, кто помогает отсюда детям, делая привычную работу вне времени и политики. Да, никто из них вслух ничего не критикует. На словах они – скорее ярые поклонники перемен, потому что это даёт им возможность работать и зарабатывать.

А вообще для меня они до сих пор иллюзия. Ну, никак они не вписываются в «новый» Луганск! Их привычный уклад жизни – это любимые кафе, поздние гости, привычки на все времена, хорошие вина, такси…

Один из знакомых как-то к слову сказал, что нашёл то вино, которое любит его жена, на рынке таксопарка в каком-то странном модуле, куда попал вообще случайно и ходит теперь постоянно. Другой знакомый сказал, что по-прежнему ходит в гости и, бывает, засиживается там за разговорами, но уже не ловит такси, а из экономии остаётся там ночевать. Ещё приятель заменил походы и досуг между выездами в отпуск интернетом, подсев на сайты путешествий и блоги интересных людей. В общем, каждый как-то приспособился. Но эти новые привычки почему-то больше похожи на досуг полярников на вахте – до самолёта на большую землю. Каждый живёт мыслью об отпуске, считает дни до следующей поездки к детям, к родственникам, в другое измерение.

И можно сто раз повторять, что всё хорошо, но в этом их новом укладе отчётливо видна искусственность – потерпеть, переждать, приспособиться, чтобы детям там, где-то, не здесь, было хорошо. Вроде того, что я уже пожил, повидал и могу потерпеть, а благодаря мне им там будет лучше. И привыкают, терпят, работают, чтобы отсюда помогать детям там. Вот как бывает.