Джамала: «Политики приходят и уходят, а музыка остается навсегда»

 Несмотря на очень плотный график, победительница Евровидения–2016 выкроила время для журнала «Elle», чтобы рассказать о цене победы в Стокгольме и поделиться новыми замыслами.

– Как вы справляетесь с обрушившейся на вас мировой славой?

– Я поняла, что совершенно лишена приватности. Во время переездов на гастролях я не могу даже выйти на стоянке, чтобы размяться. Например, недавно мы ехали автобусом из Тернополя во Львов, около четырех утра остановились на заправке. Выхожу, а меня там уже поджидают шесть человек, чтобы сделать селфи! Я им говорю: «Ребята, какое селфи? Сейчас 3:40 утра, мне просто хочется поспать». И вернулась в автобус. Хотя раньше никогда не отказывала людям в автографе или фото. Но сейчас я понимаю, что не могу сфотографироваться со всеми. Если после концерта вижу толпу, где каждый пытается сделать селфи, я предлагаю сделать одну общую фотографию, а ребята уже потом пусть делятся ею друг с другом. Возможно, когда я отдохну, буду смотреть на все это иначе. Ведь мне очень приятно такое внимание. Мне важно, что люди приходят на концерты, дарят цветы. За последнее время меня просто завалили цветами: я никогда в жизни столько не видела!

– Куда вы их деваете?

– Что-то оставила себе, что-то отдала подругам. Когда мне подарили корзину цветов от президента, я поняла, что для нее вообще требуется отдельное помещение (cмеется). После второго аншлага в Киеве мы связались с домом престарелых и передали большую часть цветов им.

– И все-таки, почему вы приняли решение участвовать в национальном отборе Евровидения в этом году, учитывая тот неприятный опыт 2011-го, когда вопреки всем прогнозам выбрали Мику Ньютон, а не вас?

– За последние годы у Евровидения сформировался негативный имидж. Многие люди, причем не только музыканты, высказывались о конкурсе крайне отрицательно, в том числе и я. То, что не я представляла Украину пять лет назад, в очередной раз доказывает: всему свое время. Хотя уверена: тогда мы бы тоже победили. Почти каждый журналист в Стокгольме, спрашивая о песне «1944», вспоминал Smile, с которой я в то время собиралась на конкурс. Но в 2011-м это стало бы для меня слишком легкой победой: сама песня и идея были простыми, да и на конкурс я шла в кураже, вдохновленная победой на «Новой волне» в Юрмале. Я бы не оценила всего в полной мере и не проделала бы такой большой путь как музыкант. Мне не хотелось в этом году выступать в амплуа «певицы с диапазоном в четыре октавы». Я стремилась к тому, чтобы люди могли сказать обо мне нечто большее. И все эти пять лет я пыталась найти некий важный смысл и форму, которая показывала бы меня с разных сторон. Да, я человек позитивный, но мое обычное состояние – это созерцание. Мне нравится наблюдать за окружающими, я люблю путешествовать. Я очень легко знакомлюсь с людьми, потому что они вдохновляют, обогащают меня своей мудростью. И я очень рада, что все так сложилось. Хотя изначально все было неправильно – например, совершенно спонтанное решение принять участие в украинском отборе. Это была настоящая афера! Музыканты готовятся месяцами, а мы собрались за неделю. Я подумала, что песня есть, ведь «1944» не была написана специально к этому конкурсу. Решила попробовать: пройду – хорошо, нет – значит нет. К слову, мне были совершенно не понятны споры вокруг моего платья. Я думала: «О чем вы говорите? Ведь нужно выбрать человека, представляющего страну, а не обсуждать наряд». Хотя мы вместе с Наташей и Лесей (Натальей Каменской и Олесей Кононовой, дизайнерами Lake. – Прим. ELLE.) с такой любовью делали каждый цветочек на нем! Я стояла на сцене как девочка и выслушивала замечания, что этот наряд больше подходит для бэк-вокалисток. Было неприятно. Тем не менее я очень уважаю Константина Меладзе. Он сказал: «Ты настолько мощная певица, и Украине сейчас нужно выступать именно с такой мощью». На самом деле именно он убедил меня участвовать в национальном отборе. Но важно понимать, что им лично был приглашен каждый участник полуфинала. Он встречался и с Alloise, и с Pur:Pur, и с другими артистами.

– Но вашу победу в национальном отборе восприняли неоднозначно – на вас вылилось много негатива. Насколько это мешало?

– Было очень тяжело. Вся наша команда была потрясена, сколько шума поднялось уже после первого полуфинала. А после того как в России назвали песню «1944» антироссийской, в СМИ началась настоящая истерика. Сотни запросов от ведущих мировых СМИ, таких как BBC, Reuters и Associated Press. Журнал Stern прислал журналиста и фотографа такого уровня, какого я никогда ранее не встречала. Я давала интервью часами. Это началось с первого полуфинала, 6 февраля, и не заканчивается по сей день. Я постоянно рассказываю об истории, которая стоит за «1944». Такого поворота никто из нас не ожидал. Истерика в российских СМИ сработала нам на пользу, иностранные журналисты сразу заинтересовались, что это там в песне так сильно зацепило Россию. Кроме того, подогревали интерес и члены жюри, в частности Андрей Данилко, который акцентировал, что песня грустная и не в формате конкурса.

– Почему в России решили, что песня антироссийская? Ведь часть слов – на крымско-татарском языке, а из текста на английском мало что понятно.

– Мне кажется, это из разряда «на воре и шапка горит». У них самих история депортации вызвала ассоциации с аннексией Крыма и притеснением крымских татар сегодня, хотя об этом в песне ни слова. Многие вообще не слышали о факте депортации. Что это за дата – 1944? Все знают годы начала и конца Второй мировой войны, а об остальных событиях того периода имеют смутное представление. Но для меня лично 1944-й – это конкретный год, когда на весь род Джамаладиновых, от прабабушки и до ныне живущих, обрушились страдания из-за того, что они крымские татары. Нам всегда было сложно, и после возвращения в Крым проблемы не исчезли. Было тяжело оформлять участки, получать любые справки и т. д. Когда я поступала в консерваторию, мне даже предлагали изменить фамилию. Поэтому песня «1944» – моя личная история. А на тех, кто хочет меня уязвить, называя песню антироссийской, я просто не обращаю внимания. Я вкладывала в свою песню совершенно иной смысл. Хотя очень долго думала: стоит ли называть ее именно так? Я рассматривала несколько вариантов, Unstoppable к примеру. Но в какой-то момент я поняла, что никакое другое название не объяснит, о каких событиях идет речь.

– Правильно ли поняли этот заложенный посыл в Европе?

– Абсолютно правильно. Доказательство этому, собственно, голосование и зрителей, и жюри. Было впечатление, что участница от Австралии Дами Им твердо уверена в своей победе. В одном из интервью ее спросили, считает ли она Украину конкурентом, поскольку букмекеры ставили нас в очереди то на первое, то на второе место. Она ответила, что не видит конкурентов, соответственно, Украина тоже для нее не конкурент. Но после объявления результатов Дами подошла и поздравила нас с победой. Должна сказать, что нас поддерживали многие страны, например Италия, Хорватия, Венгрия. Грузины вообще с первого дня говорили, что я – победитель. Делегация Болгарии в шутку называла меня mother of singing. У болгар тоже в этом году была очень хорошая песня. Поддерживала нас и команда Польши. Во время голосования и жюри, и зрители в Польше дали мне 12 баллов. Это еще раз доказало, что они следят за тем, что у нас происходит, и по-настоящему поддерживают. С Польшей у меня вообще связаны очень теплые воспоминания, ведь там в свое время сбылась моя заветная мечта: я дала свой первый сольный концерт в знаменитом джазовом клубе Blue Note в Познани, где выступают джазовые музыканты первой величины. Концерт прошел с аншлагом, очень хочется вернуться туда вновь.

– Поддерживала ли вас наряду с другими странами Россия?

– Делегация России держалась от нас как можно дальше. Но когда мы стояли за кулисами на финале перед выходом на сцену, Сергей Лазарев подошел ко мне и пожелал удачи. Я абсолютно искренне сказала, что у него очень сложный номер: я не справилась бы даже с половиной того, что он делал. Я не стала говорить ничего о песне, поскольку такой жанр мне совсем не близок. Но вот номер был действительно крутой. Мы обнялись и пожелали друг другу успеха. Еще я попросила Сергея не вестись на провокации, ведь на него, как и на меня, тоже оказывали давление.

– Что было самым сложным на Евровидении?

– Даже врагу не пожелала бы петь 13 раз экстремально сложную и драматическую «1944» между легкими, светлыми и воздушными песенками. Это очень мешает. Чтобы настроиться на нее, я должна была полностью отрешиться от всего вокруг. Очень сложно переживать одну и ту же эмоцию множество раз. Чтобы 20 тысяч зрителей в зале и 200 миллионов у экранов телевизоров прочувствовали то, что мне хотелось им передать, приходилось очень глубоко погружаться в себя. Каждый раз вновь и вновь я вызывала в своей памяти образ бабушки, эти вагоны, в которых депортировали моих родных. Я буквально перевоплощалась в нее, когда пела обо всем этом. Вернувшись в Киев, я заметила у себя на лбу новую морщину, а ведь еще 11 дней назад ее не было.

– Как отнеслись к вашей победе в Крыму?

– Многие люди приходили и до сих пор приходят к моим родителям, благодарят, дарят цветы, приносят угощения. В том числе и те, кто, как и мои родные, пережил депортацию. Говорят, когда я пела, они стояли на коленях и молили Бога, чтобы он услышал мою песню. Еще до финала многие крымские татары говорили, что мое выступление в Стокгольме для них уже победа. Но я понимала: этого недостаточно. Меня не устроило бы даже второе место. В день финала меня весь день преследовали знаки. Например, я столкнулась с горничной, которая 11 дней убирала в моем гостиничном номере, и она вдруг сказала: «Я позавчера смотрела полуфинал, вы – победитель. Я буду за вас молиться». У меня сразу глаза оказались на мокром месте. После финала я вернулась в гостиницу и подарила этой женщине букет, который мне вручили на сцене. Я ей сказала, что она меня очень вдохновила и мне это сильно помогло.

– Что вам принесла победа на Евровидении, какие двери она открыла?

– Во-первых, это невероятный бонус для нашей страны, переживающей сегодня такие испытания. Украина наконец-то прозвучала в другом контексте. В центре внимания оказались не революция, аннексия и война, а Евровидение. Для меня лично это очень важно. На самом деле победитель Евровидения получает только статуэтку, никаких денежных призов не существует. Но для меня как для артиста победа на этом конкурсе, конечно, невероятно полезна. Внимание огромное, запросы на концерты идут бесконечным потоком, сотни СМИ со всего мира хотят интервью, самый большой в мире рекорд-лейбл Universal Music Group через несколько дней издает мой альбом в Европе, а через месяц – в США. Впервые в истории компании американский офис заинтересовался материалом из Украины. Об этом мечтает каждый музыкант! Еще один бонус – европейский тур и расширение аудитории. После Евровидения у меня появились фаны во многих странах. Особенно выделяется Турция, их СМИ целую неделю только об этом и говорили. Мне даже звонил лично президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган. Он поблагодарил меня за победу и сказал, что турки расценивают нашу победу как свою, ведь они и крымские татары – братья. Впервые в истории тюркский язык прозвучал на таком масштабном конкурсе так громко и с таким успехом. С Эрдоганом мы общались через переводчика. К сожалению, я на турецком не говорю, хоть и неплохо понимаю этот язык. Наверное, вы знаете, что в Турции живет моя сестра с мужем и детьми, поэтому Стамбул для меня второй дом. Я очень люблю этот город.

Победа на Евровидении открыла для меня очень много новых возможностей, в том числе и в других областях, например в политике. Но туда я точно не собираюсь. У политика не может быть чувств, а я состою из них. Мне нельзя терять чувствительность души, иначе все рассыплется. Поэтому я очень осторожно отношусь к предложениям принять участие в каком-то очередном мероприятии и не позволяю себя использовать, несмотря на желание некоторых людей. Я принимаю их цветы, реверансы, но не более того.

– Поступали уже предложения от каких-то партий?

– Да, были предложения от конкретных политических сил. Не буду называть, каких именно. Но я их даже не рассматриваю. Я могу заниматься только творчеством. Политики приходят и уходят, а музыка остается навсегда.

– Планируете ли снимать клип на песню «1944»?

– Да! Первоначально мы хотели снимать клип в Каппадокии, но нам пришлось отказаться от этой идеи, поскольку наша съемочная группа очень большая и съемки в Турции выходят очень затратными. Сейчас мы нашли прекрасную локацию в наших Карпатах. Единственная проблема – добираться туда очень сложно. Сюжет придумал режиссер Анатолий Сачивко, с которым мы вместе работали над клипом «Заплуталась». Он сам организовал кастинг танцоров, подобрал всех персонажей. В клипе я предстану в образе вождя вымышленного племени, который ведет свой народ к свободе. Над стилем работала Соня Солтес. Я уже видела наряды: в них элементы модерна переплетены с урбанистическими. Релиз клипа планируется через несколько недель. Его, кстати, уже ждут на VH1 и других музыкальных каналах.

– Насколько плотный график у вас сейчас?

– Времени катастрофически мало. Нет возможности даже сходить к парикмахеру. Все думают, что звезды только и делают, что по салонам ходят. Но я как чернорабочий: не хватает времени для любимого человека, для друзей. Я очень люблю ходить в кино, но сейчас на это тоже нет времени. Единственное исключение – стараюсь успевать на тайский массаж. Он мне очень помогает восстанавливаться.

– Чего бы вам сейчас хотелось больше всего на свете?

– Хочется отдыха, солнца и воды, хотя бы на четыре дня. Мне бы это придало новых сил. И, конечно, очень хочется завершить несколько песен и начать писать новый альбом. Это первое, о чем я подумала, когда вернулась домой из Стокгольма: песня «1944» услышана, мы победили, теперь нужно двигаться дальше. На следующей неделе, например, приезжает Юрий Хусточка: он будет помогать писать альбом «ДахеБрахе». У нас с ними есть одна незаконченная песня, и я хочу воспользоваться этой возможностью и завершить над ней работу.

Также я уже начала готовиться к Alfa Jazz Fest. 28 июня я выступаю там со специальной программой The Soul of Jamala вместе с очень крутыми джазовыми музыкантами. Для меня эта программа даже амбициознее, чем Евровидение, потому что здесь прозвучит музыка и для профессионалов, и для людей, далеких от джаза. Хочется, чтобы она тронула и тех и других. В основном это будут мои песни в других аранжировках, но мы репетируем и джазовые стандарты, и крымско-татарские песни, и сюрпризы, о которых пока не хочу говорить.

Кроме того, в промежутках запланированы концерты в Западной Украине, Польше и Канаде. Еще я мечтала поехать на Евро-2016 во Францию, поскольку являюсь амбассадором сборной Украины по футболу. Но не понимаю, получается или нет из-за плотного графика концертов.

– По вашему мнению, кто должен представлять Украину на Евровидении в следующем году?

– Я не могу ответить на такой вопрос. Дело ведь не в конкретном исполнителе или песне. Это комплекс всего. К тому же очень сложно выступать после того, как твоя страна победила. Для участника главная цель теперь – занять хорошую позицию, войти в тройку-пятерку лидеров. Например, SunSay – отличный певец, и его песня Love Manifest тоже. Если он решит участвовать в следующем году с новой песней, у него есть все шансы. Он сильный и харизматичный исполнитель. Кроме того, у него есть характер, он сможет пережить этот конкурс. Поскольку его действительно нужно пережить. Это очень непросто эмоционально.