Три роки санкцій проти Росії: жити можна, але хіба ж це життя

Мовою оригіналу

На фоне официальных статистических данных об экономическом росте в России уже неоднократно приходилось слышать от высокопоставленных чиновников (вот и министр промышленности и торговли Денис Мантуров на днях высказался), что российская экономика полностью адаптировалась к санкциям. Объективности ради, надо признать, что экономика и впрямь получше себя чувствует, чем в 2015-2016 годах.

Но тогда встаёт естественный вопрос: почему так и надолго ли?

Во-первых, это произошло благодаря тому, что к моменту введения санкций-контрсанкций в стране уже была построена рыночная экономика. Да-да, кривоватая-косоватая, но это рыночная экономика, которая благодаря самой своей природе обладает высокими адаптационными возможностями. К примеру, вводятся ограничения на рынках капитала — неприятно, неудобно, но практически сразу начинают задействоваться в этом направлении другие, ранее не используемые возможности. И  так по всем направлениям. Так что нравится кому-то, или нет, но благодарить за то, что экономика пока не рухнула из-за санкций, надо реформаторов-рыночников столь нелюбимых властями 90-х годов прошлого века.

Во-вторых, подросли цены на нефть от минимумов в менее 30 долларов США в январе 2016 года до нынешних около 50 долларов США за баррель.

В-третьих, почти израсходовали Резервный фонд (осенью 2014 года — 90 млрд. долларов США, а сегодня менее 17 млрд. долларов США). По неоднократным признаниям финансовых властей России, Резервный фонд в текущем 2017 году будет потрачен полностью. Понятно дело, что когда у вас была заначка, то её активные траты в непростой период способны значительно смягчить последствия.

В-четвертых, санкции были не такими уж  и тяжелыми. Давайте в этом тоже честно признаемся. Про персональные санкции тут и говорить нечего. Что же касается секторальных, то они действительно имеют негативные последствия, однако совсем не критические. К  примеру, в той же оборонке пришлось сдвинуть на несколько лет сроки реализации некоторых проектов.

В-пятых, и это тоже, объективности ради, надо признать, определенное стимулирование импортозамещения произошло.

В-шестых, и вот это в особенности важно, последствия от санкций оказались пока не столь значительными, потому что за это заплатил народ. Заплатил чуть ли не в прямом смысле этого слова: реальные располагаемые денежные доходы населения падают четвертый год подряд: в 2014 году — на 0,7%, в 2015 году — на  5,9%, в 2016 году — на 3,2%, в январе-июле 2017 года — на 1,3% в годовом выражении. В июне текущего года падение доходов населения, казалось бы, остановилось. Однако в июле оно вновь возобновилось: на 0,9% к июлю 2016 года.

Получается, что объяснить-то можно, почему санкции-контрсанкции не оказали разрушительного воздействия на российскую экономику. В общем, жить можно.

Ну, да, жить можно… но разве же это жизнь?

Недаром все страны, которые десятилетиями находились под санкциями, пытались от них избавиться. Вон, Иран, к примеру. На протяжении трех десятилетий, за исключением нескольких лет, иранская экономика демонстрировала какой-никакой, но экономический рост. И что? А ничего, так, болтались… Вот и мы при нынешнем отношении к санкциям, типа «не мы вводили, не нам и ставить вопрос об их отмене», обречены болтаться.

Те, кто сегодня пишет экономические программы для нового президентского срока, должны не всеми правдами и неправдами обосновывать, что и при санкциях Россия может быстро развиваться, а признать невозможность этого. В противном случае все эти программы превращаются в обоснования того, что невозможно, но очень хочется.

И в заключение такое сравнение: санкции — это как хроническая болезнь — жить можно, но болезнь есть болезнь, и качество жизни при ней иное. Впрочем, выше уже на официальных цифрах было показано, что за санкции, в первую очередь, платит народ.