Листи з Луганська. Вони виїхали і скаржаться, як їм тяжко в Києві. Але чомусь не повертаються

Спецпроєкт «Главкома» «Листи з Луганська». Наша читачка, яка всі роки війни мешкає в окупованому Луганську, розповідає про життя за лінією фронту: про те, як все розпочиналось, чим закінчилось і чи можна ще щось змінити…

Мовою оригіналу

«Мы уехали два месяца назад в Киев», – пишет  мне приятельница. На мои сто вопросов «Почему» отвечает лаконично: «Достало уже все ТАМ». И утешительно: «Не расстраивайся, мы будем приезжать». Так говорят ребенку на пороге интерната: это будет лучше для всех.

Пережить выезд друзей тот ещё стресс. Совершенно новый опыт последних шести лет – принять и привыкнуть к тому, что общение отныне по вайберу, а кульминация отношений даже не встречи, а посылки друг другу через общих знакомых. Все можно пережить и принять. И привыкнуть, как оказалось, можно ко всему. И ещё, расставаясь, всегда можно говорить о том, что мы можем видеться, общаться, и ездить в гости. И на этих словах мир рушится со страшным звоном, как в детстве, когда об пол вдребезги разлеталась мамина любимая ваза. И мир, вроде, остался прежним, а вместе с тем все уже не то и не так.

Первая волна эмиграции была в 2014-м. Многие ехали с дальним прицелом: пока остановиться в Рубежном (Старобельске, Северодонецке), а после, собравшись с духом, ехать дальше. Как будто готовились к затяжному прыжку, отталкивались получше. И… так и оседали в этих маленьких городках стратегического значения, продолжая верить, что следующей остановкой будет Берлин, Хайфа или Торонто. Так, остановка на пути, в которой успевали обрасти вещами, привычками, связями, родить детей и похоронить родителей. И эти маленькие городки честили и принимали, понимая, что следующей станции уже не будет. Но там они все были близко, на расстоянии вытянутой руки, и первое время постоянно ездили в Луганск – тянуло, не верили, что это навсегда, забирали вещи, решали какие-то вопросы.

Никто из них не говорит, что там лучше, чем дома

Многие сразу замахнулись на дальние дали. Обрубали все концы навсегда – квартиры запирали, а там брали ипотеки под недвижимость, учились, карабкались вверх. И отчаянно писали нам сюда: как вы? Как жизнь? Может, тоже выберетесь к нам? В эмиграцию?

Время как будто все расставило по местам: они там, мы здесь. Все научились жить с этим. А друзья все равно продолжали уезжать, как будто дав время «республике», шанс, надеясь, что здесь все ещё вернется и как-то наладится. И вот эти выезды уже в настоящем времени пережить было сложнее всего. Никто не говорил об этом заранее. Вероятно, дома шла упорная борьба и горячие дискуссии, и, уже приняв решение, нас ставили перед фактом – они решились на выезд. Был какой-то последний формальный визит прощания, когда ты, опешив, мог молчать и едва сдерживать слезы, а они уже были не здесь, решение было принято бесповоротно.

Никто из них не говорит, что там лучше, чем дома. Но сравнение ведь идет не с той довоенной жизнью, а с той, в  которой в «республике» сейчас. Кто-то нашёл работу, кто-то учится, кто-то начал путешествовать. Есть масса сложностей, но вся жизнь ТАМ лучше той, что осталась ЗДЕСЬ. 

Появилась новая мода – приезжать в гости домой. В лучшей одежде, с деньгами. Ходить по местным ресторанам, рассказывать оставшимся друзьям об успехах. Ничего будто бы особенного, но они ехали сюда в отпуск, а мы жили здесь, и на фоне приехавших не выглядели лучше или успешнее. А потом эта ностальгия стала сходить на нет. Каждый понимал, что в этих поездках тратит слишком много, что было бы лучше поехать за границу, что эти ностальгические визиты никому не нужны. Что они пытаются доказать? Что там им лучше, чем нам здесь? Или что их решение выехать было правильным? Или что их уже сюда ничего не тянет, хоть здесь и дом? Игра в слова стала бесконечной: «Ну, у вас что-то наладилось? Уже стало лучше? Как думаешь, Украина вернется? Если вернется, мы тоже вернемся». Ответов на это не требовалось. Так, мысли вслух, спор с собой о том, что здесь жить было невозможно, и подтверждающие истину фотографии с поездок, туров, отдыха, корпоративов. Как будто все это стало возможно только уехав. 

И мы, оставаясь здесь, стали как бы в ответе за все – за правильность их решений, за перемены, за будущее. Мы либо подтверждали своей жизнью, что здесь только хуже, либо раздражали тем, что в чем-то живем даже лучше.

Появилось новое состязание в фотографиях – мы им свой дом и семью, а они нам с поездок или больших магазинов. Мы им с уютных вечеров дома, а они нам с вылазок на природу, отпуска или командировок. Говоря о командировках здесь, мы имели в виду Алчевск или Антрацит, а они весь мир.

Появилось негласное правило не говорить о политике и не обвинять друг друга. Новые реалии стали не больше, чем условия какой-то игры. Мы говорим о детях и работе, делимся рецептами, но ни словом не говорим о том, кто и в чем был виноват. Дружба оказалась выше политики. Сетуя на жизнь, мы жалуемся так же в общем, не вдаваясь в частности и политику.

Из нового – просьбы проведывать оставшихся здесь стариков. Решать какие-то бытовые вопросы, которые не решить удаленно. «Пожалуйста, сходи, помоги…» И наши просьбы купить и привезти то, чего нет здесь. Новая фаза дружеских отношений, фундаментом для которой стал прошлый совместный опыт. 

Появилось негласное правило не говорить о политике и не обвинять друг друга

Есть вариации – жаловаться. Они говорят о том, что там плохо, мы упорно хвалимся тем, что имеем здесь. Сравниваем наши успехи, чтобы убедить кого-то (себя?) что все делается правильно. Они жалуются, как тяжело жить в Киеве и не уезжают оттуда, мы говорим о том, как хорошо нам здесь, хотя все будто бы говорит об обратном.

И самое сложное – принять последнюю волну эмиграции. Волну выездов тех, кто был всегда здесь, жил, работал, имел даже какие-то успехи, а после говорил так, между прочим: «Мы уехали, прости». И ты оставался здесь меньше на одного друга, и привыкнуть к этому невозможно. Как будто где-то там, за линией разграничения их больше и жизнь лучше, а здесь, хоть и твой дом, ты остался один.

Більше читайте тут